Донецкие повести

– При всем уважении к вам, я не хочу, чтобы меня меняли на отца Любомира, – продолжая, по-видимому, беседу, сказал иеромонах. – И не потому, что он отступник[36]. Рано или поздно, но за этот грех предстанет он перед Всевышним, и воздастся ему за содеянное в полной мере. А сейчас что ж? Снимите вы оковы с него, вернется он домой, обнимет деток своих, а потом опять начнет разжигать пламя братоубийственной войны. Ибо сказано в Писании, нет ничего, что может остановить агнца, если он верует. А отец Любомир верует. Свято верует в то, что творит добро, и благословляет на это других, не ведая, что благословляет на убийство. В нем мирское взяло верх над христианским. Нет благословления для тех, кто участвует в братоубийственной войне. Я же прошу, чтобы Господь вразумил всех, кто взял в руки оружие.

Отец Феофан встал, перекрестился и опять начал бить поклоны. Покачнувшись, он чуть не упал. Подоспевший Черепанов подхватил батюшку и усадил на стул.

– Вот, отец Феофан, выпейте, – Иван протянул ему несколько таблеток и крышку термоса, наполненную теплой водой. – Вы нужны нам сильным и здоровым.

– Правильно Иван Сергеевич говорит – вы, отец Феофан, нам нужны. Хватит тут рассиживаться, нужно и о других страждущих подумать. Отдохнете недельку-другую и будете мне помогать, – Святенко говорил это как о давно решенном вопросе, но Иван почувствовал, что это решение он принял только сейчас, услышав его последнюю фразу.

Услышал его и отец Феофан. Он задумчиво посмотрел на Святенко, но возражать на этот раз не стал. Взяв из рук Ивана крышку термоса с водой, он потянулся к таблеткам, которые небольшой горкой лежали на столе. Пил он их по одной, склонив голову набок и долго присматриваясь к каждой из них. При этом он опять стал похожим на маленького петушка, выискивающего в россыпи зерен самое вкусное.