Донецкие повести

— Ни копейки. Он обещал, что после того как Полина переведёт деньги, он оставит нашу семью в покое и больше не будет обращаться с щекотливыми просьбами.

— И что, где карточка? — Геннадий Андреевич не отходил от стола.

— Насколько я знаю, она уже у Селиванова, Полина её должна была экспресс-почтой отправить.

— Куда?

— В Москву, разумеется. Он сейчас там осел. В какой-то влиятельной газовой структуре.

— Как вы с ним поддерживали связь?

— По скайпу.

— Вы знали, что Селиванов в розыске? — спросил Евсти-феев.

— Догадывался. Чтобы так неожиданно схорониться — для этого нужны веские основания. Он всё бросил и уехал в Москву, хотя нет, сначала куда-то за границу, потом некоторое время его было не видно и не слышно. Я успокаиваться стал, поверив, что наконец-то он исчез и из моей жизни… Грешен, даже надеялся на то, что неприятности доведут его до гробовой доски. Но — не сбылось…

— Скажите, Семён Григорьевич, а не планировал ли он со временем вернуться в Украину? Может быть, нелегально, ведь дела у него тут остались? Бизнесы разные, гостиница в Крыму, банк опять же…

— Нет, нет, что вы, — ответил Портной Жоре, — скорее всего — нет. Он меня в свои планы вообще не посвящал. Я о Москве-то случайно узнал, когда мне позвонили из «Ингаза». Вначале он исключительно с мобильного звонил. И как-то через Прибалтику, так что даже невозможно было определить, где он на самом деле находится.

— Нынешний его номер у вас записан?

Портной вытащил телефон из кожаного чехла и, порывшись в записной книжке, продиктовал номер российского мобильного оператора.

Жора утвердительно кивнул Сердюкову — это был именно тот номер, на который Полина Куртакова звонила из своей машины после допроса.

Офицеры подошли к Ивану, и Сердюков в полтона, так, чтобы не услышал Портной, пивший в этот момент воду, сказал:

— Ну и повезло ж тебе, Черепанов. Банкир твой размазней оказался, теперь хорошо бы придумать, как твоего другана Селиванова из Москвы выковырять.

— Пока его там найдут, пока задержат, пока экстрадируют — месяцы пройдут. Да и не факт, что это произойдёт. У него ведь тоже наверняка отходные пути продуманы.

— Пусть банкир вызовет его сюда, — Жора говорил шепотом, чтобы Портному не было слышно.

После короткого совещания вдали от стола Портного Ев-стифеев продолжил:

— Семён Григорьевич, есть все основания считать вас как минимум соучастником тяжкого преступления. Вы сейчас так обтекаемо описали события, чтобы главным подозреваемым сделать Селиванова. Возможно, в ваших показаниях и имеется резон. Однако в его отсутствие основным фигурантом становитесь вы, Семён Григорьевич. Поэтому именно в ваших интересах помочь нам под любым благовидным предлогом вызвать Селиванова в Украину.

— Молодой человек, если он так легко разделался с женщиной, с которой спал, что же ожидает в этом случае меня? Вы только представьте себе это в красках. Я уже представил.

— Стало быть, вы отказываетесь нам помогать? — Сердюков в этой постановке исполнял роль «плохого полицейского» и давил Портного резкими вопросами.

— Селиванов, конечно, подлец, но он всё же не лишен сентиментальности, — Портной начал понимать, что иного выхода, кроме как помочь выманить Селиванова, у него нет. — Кроме финансовых дел у него здесь осталось ещё кое-что. Вернее, кое-кто.

«Ты сегодня не перестаёшь меня удивлять, Семён Григорьевич», — Черепанов слушал внимательно, не понимая, куда тот клонит.

— У него в Киеве сын есть внебрачный. И он ребенка ещё ни разу не видел за три года, с того момента, как уехал. Он даже, кажется, и не знает о нём.

— Семён Григорьевич, отнеситесь к тому, что я сейчас скажу, спокойно, — подполковник старался быть мягким. — Для вашей же безопасности лучше будет вас задержать.

— Когда? На будущей неделе? Если к тому времени не удастся выйти на Селиванова? — Портной не хотел верить и понимать услышанное и пытался потянуть время, выпалив целый залп бестолковых вопросов.

— Задержание оформим прямо сейчас, но вы не волнуйтесь, наручники никто на вас надевать не станет — просто выйдем все вместе, — Сердюков был терпелив и строг одновременно.

— Но это пятно. Пятно в биографии на всю жизнь, — Портной побледнел, — и я не смогу… Двери всех банков будут для меня закрыты отныне и до конца моих дней, — платок банкира был уже похож на ветошь для протирки ружейного ствола, — искомканный короткими толстыми его пальцами платок был пропитан потом его страха, прожеван и выплюнут беспощадной фортуной, которая на этот раз-таки повернулась к нему тем самым своим тухесом.