— В основном в центре и на западе. Видишь, на востоке у них пока не получилось поставить своих людей, политика, видите ли… Но он упёртый, давит дальше.
— Ты разъясни мне, — Мдивани темпераментно размахивал рукой в такт своей речи, — по какой причине он себя так ведёт? Кто он такой? Князь? Может быть, он авторитет? — Шалва заводился всё больше, его размеренная речь с кавказским акцентом становилась всё громче.
Бальцерович не перебивал компаньона, понимая, что скоро настанет удобный момент для заготовленного предложения.
Михаил Евгеньевич был хорошо знаком с особенностями переговорного процесса с представителями восточных и южных народов. И никогда не принимал на веру их обещания, особенно по части финансов. Многим из них нравилось отдавать деньги с опозданием, частями. Когда что-то надо — дать любые обещания, а потом тянуть с их выполнением, находить отговорки, придумывать бесконечные оправдательные истории. Как-то он нанёс визит владельцу одного азиатского ресторана. Хозяин сидел спиной и не увидел вошедшего Бальце-ровича.
— Тут сейчас ко мне один деятель нарисуется, крутого из себя строит, хочет, чтоб я у него водяру брал, сто лет он мне нужен, — в этот момент Азик слегка обернулся на звук шагов и, увидев в двух метрах обескураженного Бальцеровича, ни на секунду не замешкавшись, кинулся его обнимать.
— Проходи, дорогой, присаживайся, плов мой по особому рецепту покушаешь, шашлык на кости специально для тебя приготовил, а сейчас выпьем за встречу, — хозяин как ни в чём не бывало излучал сплошное радушие.
Дать понять, что ты услышал его предыдущие слова? Сделает удивлённое лицо, мол, что ты, это вовсе не о тебе, как мог подумать такое, показалось…
Мдивани отличался от многих своих земляков. Нет, он тоже был очень хитёр и не лишён красноречия. Но ещё в молодости понял, что авторитет и умение жестко держать слово стоят дороже и принесут куда больше дивидендов, чем быстрые одноразовые выгоды.
— Я не понимаю, как они его там держат? За что? У него связи? Покровители? Да какое мне дело! — невысокий грузин с зачёсанными назад волосами чем-то напоминал Денни Де Вито, только совершенно другой, колкий, взгляд сверлил собеседника. Со стороны могло бы показаться, что Бальцеро-вич слегка провинился, а Мдивани его эмоционально отчитывает. За долгие годы общения с Шалвой Михаил Евгеньевич изучил его манеру поведения. Этот вулкан нужно было переждать, дать ему выпустить пар и только потом возвращаться к сути вопроса.
Ещё некоторое время Мдивани рассуждал о том, насколько глубока заноза по фамилии Селиванов, но затем всё-таки пришёл к заключению, что в данный момент сам он удалить её не может.
— Шалва, а если я предложу тебе избавиться от Селиванова, ты мне пособишь людьми? Собственно, есть одна схема. И нам нужно будет только немного помочь, а дальше те, кому положено, всё сделают сами, и он получит по заслугам, нам даже руки не нужно будет марать.
— Для чего тебе люди? Говори, дорогой! У тебя есть предложения? Будем думать. Говори!
Уже прощаясь, Шалва Давидович давал Бальцеровичу последние наставления:
— Да, и ещё, по телефону операцию со мной не обсуждай ни при каких обстоятельствах, даже иносказательно. Лучше не пожалей времени и денег и сам подскочи. В самом крайнем случае зайдёшь на скайп под новой регистрацией с чужого адреса и компьютера и выйдешь на человечка — сейчас получишь его данные. И в детали нашего дела не вздумай своего приятеля посвящать, переправил груз — и точка, забыл.
— Да понятно, а как иначе? Шалва, по-моему, ты излишне детализируешь, — Бальцерович уже спешил.
— Не торопись, лучше лишний раз уточнить, чем недоговорить. Знаешь, мой опыт показывает, что самое слабое место, где чаще всего всё рвётся, это стыки, на которых всё изначально казалось понятным по умолчанию. Поэтому я стыки всегда перепроверяю и обсуждаю в деталях. Однажды по неопытности стрелу забили на пять часов. Приезжаю — нет никого. А мне уже выставляют предъяву за неявку. Потому что не явился я в пять, а явился в семнадцать — если быть абсолютно точным. И попробуй не согласиться. А мне про пять утра и в голову не пришло, еле-еле всё уладил… Зато на всю жизнь запомнил. Да, и вот ещё что: «дырка» на границе, точнее, на обеих границах — за тобой. Вот теперь, дорогой, всё. Доедешь — позвони, — Мдивани пожал руку и слегка обнял Бальцерови-ча на прощание.
— Здорово, друг Василий, Черепанов тебя тревожит, если, конечно, ещё помнишь такого, Ольгин однокашник, мы в поезде недавно…
— О! Неужто сам Иван соблаговолил нам позвонить, — перебил его пограничник — Очень рад тебя слышать, дружище. Мы с Ольгой частенько ту поездку вспоминаем. Олечка, кстати, недавно откопала вашу выпускную фотографию — ты почти не изменился, разве возмужал и поплотнел. Когда в гости заедешь?
— А ты проведать родную Лугань в ближайшие дни часом не собираешься? — на всякий случай уточнил Черепанов.