Донецкие повести

— Хватит ломать комедию, Селиванов…

Сергей Николаевич насмешливо улыбнулся и, бросив беглый взгляд на часы, стоявшие перед следователем, продолжил:

— Какое сегодня число?

— Второе, второе сентября, как в песне, — Евстифеев ответил автоматически и тут же запнулся, поняв, что не нужно было этого делать, впрочем, какая разница, проехали, — а теперь начинаем работать.

— Если хотите получить конструктив, сначала мне нужен врач, а потом дайте сутки, чтобы отойти, подумать. Больше я сейчас не скажу ни слова.

— Ладно, подписывай протокол, — Евстифеев бегло дописал несколько фраз на заранее заготовленном листе.

Селиванов взял бумагу, пробежал её глазами и, оставшись чем-то доволен, заявил:

— Ничего подписывать я не буду.

— Это мы уже завтра посмотрим, — Евстифеева такое начало не пугало и не удивляло — многие из его подопечных пытались поначалу храбриться и отпираться. — Увести!

— И будьте в камере поосторожней: у одного из ваших соседей, кажется, открытая форма туберкулёза, — мирно улыбнулся вдогонку арестованному Сердюков, отдавший инициативу Евстифееву и еле сдерживавший кипевшие внутри эмоции.

— Ничего, сидение ему, наоборот, впрок пойдёт, — рассуждал вслух Георгий, — сокамерников ему жёстких подобрали, тоже мне, стойкий нашёлся, не таким рога обламывали.

— А мне это всё не нравится. Что ты себя утешаешь, Жорик? Зачем он про дату спрашивал и на часы зыркал? И ещё, благодаря тебе он знаешь что выяснил? Что он имеет статус задержанного и личность его установлена, следовательно, и по сводкам, и по базе — проходит.

— Но товарищ подполковник… А как было иначе?

— Каком кверху. Не хочешь говорить, кто ты, — сгниёшь, как последний бомжара, и зароют тебя под номерком… И ещё. Организуй, чтобы во время конвоирования в коридоре он увидел задержанного Портного.

— А Портного ничего при этом не хватит? — улыбнулся Евстифеев.

Через день Черепанов позвонил Сердюкову справиться, как продвигаются дела. Голос у подполковника был уставший.

— Хочешь поговорить — подъезжай, я на месте.

Уже через пятнадцать минут Иван переступил порог городской милицейской управы, к которой, как ни странно, за последнее время он порядком привык и уже ходил сюда почти как на работу.

— Пока молчит твой дружок, — тон Сердюкова не выражал особого оптимизма.

— В смысле? — после поимки Селиванова у Ивана как гора с плеч свалилась, и он пребывал в приподнятом настроении. Теперь довести дело до логического завершения ему представлялось делом техники.

— В прямом. Ни слова не выдал. Похоже, на что-то надеется. Вроде бы очевидно, но улики по всем эпизодам в основном косвенные. Но ты не волнуйся, на этот раз вряд ли ему удастся выкрутиться. А банкира твоего завтра отпустим под подписку. Но с одним условием. Надеюсь, ты его сегодня проведаешь и убедишь не дрейфить и дать свидетельские показания против Селиванова.

— И ещё, — продолжил Сердюков уже более дружелюбно, — помнишь, я как-то на бильярде у тебя выигрывал с безнадёжным вроде бы счётом: семь — ноль? А ты взял и потянул партию, и сделал меня: восемь — семь? Это я к тому, что расслабляться в такой игре нельзя до самого финального свистка.

* * *

Семён вышел за ворота СИЗО так, словно вернулся из командировки. У входа как ни в чём не бывало его уже ждала служебная машина. Правда, за рулём предусмотрительно находился начальник охраны Константин Юрьевич Деревянко. Он был в курсе событий и оценивал их сквозь призму своего милицейского опыта спокойно и здраво. Его можно было не стесняться, как уролога, которому, когда припечёт, мужчины доверяют свои самые интимные тайны.

— Хорошо выглядите, — подбодрил шефа Константин Юрьевич.

— Диета и еда по режиму — великая штука, — Семён Григорьевич действительно не смущался, чувствовал себя бодро и острил от души. — Представляешь, Костя, всего за каких-то пару недель килограммчиков пять удалось сбросить. И это без каких-либо дорогугцих и вредных добавок и специальных диет. Так что я оказался в хорошей прибыли. А что, если пребывание в СИЗО поставить на коммерческую основу? По-моему, желающие нашлись бы.

Заехав домой, Портной обнаружил неряшливо сваленную в раковину посуду, пыль на плинтусах и противный запах от сигарет на кухне. Он быстро привёл себя в порядок и отправился на работу. Первым делом Семён Григорьевич велел Лилии, обратившись к ней официально и на «вы», вернуть ключи от квартиры.

— Сёма, прости меня, я так ошиблась. Этот Паша, он такой гад — меня обобрал, сволочь, — Лиля хныкала, чем только вызывала у Семёна раздражение.

* * *

— Сгною тебя на зоне, чтоб другим неповадно было, — «В.В.С.Б.» смотрел на Макарцева зло и безжалостно. — Ты хоть представляешь, придурок, что натворил?! Сейчас мой человек поедет с тобой — сдашь ему все свои архивы. А потом бери верёвку, смазывай и лезь туда, хотя это будет слишком малое для тебя наказание.

— Виктор Владимирович, я всю жизнь верой и правдой… — язык сразу ставшего жалким Макарцева лепетал что-то невразумительное.

— Пшёл вон с глаз моих!

«В.В.С.Б.» метнул в серую, сгорбившуюся фигуру Валентина Петровича брезгливый взгляд.