Донецко-Криворожская республика: расстрелянная мечта

Самое интересное, что большевики поначалу поддерживали Раду, преимущественно состоявшую из социалистов, и даже сотрудничали с ней на разных уровнях. Всем, например, известно, что 1-й Универсал был радостно поддержан Лениным. Но на местах некоторые организации шли дальше Ленина: газета полтавских большевиков «Молот» «горячо приветствовала 3-й Универсал и, сравнивая его с ленинскими декретами, не находила в них принципиальных разногласий». Действительно, социал-популистские лозунги Рады и РСДРП(б) во многом совпадали. Неслучайно лидер киевских большевиков Г. Пятаков даже вошел в состав Малой Рады и в один из ее органов – «краевой комитет по охране революции»[279].

Даже в Луганске, где большевики к осени уже были властью, они признавали: «До 17 ноября мы работали с украинцами вместе». В некоторых городах большевики обсуждали возможность создания предвыборных блоков с украинскими партиями. Впрочем, как и с другими национальными: к примеру, большевики Чернигова в июле 1917 г. вели переговоры с еврейской «Поалей цион», а большевики Одессы – с еврейским Бундом[280].

Сотрудничали с немногочисленными украинскими партиями и большевики Харькова. Причем, по мнению Эрде, «не очень редко». Так, он рассказывает, что при выборах главы исполкома Харьковского Совета решающие голоса в поддержку ставленника большевиков П. Кина дали несколько украинских депутатов. «Это был один из тех случаев, не очень редких, когда своими голосами “украинцы” давали перевес большевистской фракции», – вспоминает Эрде[281].

Сам Артем, выступая в Харькове 11 ноября 1917 г., пояснял сотрудничество с украинскими националистами следующим образом: «В борьбе с контрреволюцией мы должны использовать революционное национальное движение, пусть контрреволюция встретит максимум препятствий на своем пути!» Одновременно лидер будущей ДКР недвусмысленно дал понять, насколько серьезно местные большевики расценивают влияние украинского движения на массы: «Вопрос в том, насколько влиятельны идеи этих представителей украинской демократии в рабочей и солдатской среде украинского народа. И тут мы не должны преувеличивать значения националистического украинского движения». А уже несколько дней спустя Артем заявил: «Отношение к Центральной раде у большевиков такое же, как и к бывшему правительству Керенского»[282].

Да и сами члены Центральной Рады, похоже, не испытывали особых сомнений по поводу уровня своей влиятельности и популярности, о чем неоднократно упоминал один из ее лидеров В. Винниченко: «Кто в те времена… был среди народа, особенно же среди солдат, тот не мог не заметить чрезвычайно острой антипатии народных масс к Центральной Раде… Я в то время уже не верил в особенную приверженность народа к Центральной Раде. Но я никогда не думал, что могла быть в нем такая ненависть. Особенно среди солдат. И особенно среди тех, которые не могли даже говорить по-русски, а только по-украински, которые, значит, были не латышами и не русскими, а своими, украинцами. С каким пренебрежением, ненавистью, с каким мстительным глумлением они говорили о Центральной Раде… Но что было в этом действительно тяжко и страшно, так это то, что они вместе с этим высмеивали и все украинское: язык, песню, школу, газету, книжку украинскую… И это была не случайная о дна-другая сценка, а общее явление от одного конца Украины до другого»[283].

Если это признает лидер Рады, можно себе представить, что думали ее оппоненты. К примеру, Деникин считал: «“Жовто-блэкитный прапор”, покрывший собою политическое и социальное движение, служил национальным символом разве только в глазах украинской, преимущественно социалистической интеллигенции, но отнюдь не народной массы»[284].

Этот тезис был верен в отношении всей Украины и уж тем более в отношении промышленных регионов Юга России. Редактор большевистской газеты «Звезда» Серафима Гопнер вспоминала: «Мы, екатеринославцы, в особенности в первые недели революции, ни разу не вспомнили, что мы работаем на Украине. Екатеринослав был для нас крупнейшим городом юга России – и только». В декабре 1917 г. «Донецкий пролетарий» отмечал: «Наши организации на 70 процентов состоят из украинских рабочих и солдат и в высшей мере равнодушны, а чаще всего враждебны к национальным устремлениям». Фридгут также отмечает, что для Донбасса была характерна полная «индифферентность Советов к украинскому национальному движению и их игнорирование Рады, желание поддерживать связи лишь с Петроградом»[285].