Донор

— Вот он! — объявил он, доставая кожаный футляр. — Я просто положу фотоаппарат Сирила на место. Интересно, что он скажет, когда узнает, что в мастерской не обнаружили неисправности. Знаете, в последнее время у него постоянно портилась фотопленка. Три подряд оказались полностью засвечены. Он ужасно переживал из-за этого.

— Может быть, бракованная партия?

— Да нет, он пробовал несколько разных фирм.

— Значит, вы оба заядлые фотографы?

— Это наше хобби. Я в основном охочусь за птицами, а Сирилу нравилось снимать что-нибудь таинственное — знаете, всякие там брошенные подъемные краны в старых верфях на берегу реки, балки на фоне неба, закат в промышленном районе… Может быть, он как-то предчувствовал свою болезнь — «sic transit gloria mundi»[6] и все такое.

Данбар кивнул, не зная, что сказать.

— Весной мы собирались сплавиться по Клайду до Эррана, — добавил Праудфут.

— Здорово, — сказал Данбар, понимая, что Сирил вряд ли поедет.

Стивен решил взять дневник Шейлы с собой, отксерокопировать все, что сочтет относящимся к делу, и вернуть дневник на неделе. По дороге в гостиницу он купил бутылку джина и литр тоника. Ему хотелось выпить в конце этого трудного дня, однако он не испытывал желания идти куда-то или провести остаток вечера в гостиничном баре.

С наслаждением приняв душ, Стивен завернулся в темно-синий махровый халат и налил себе джина с тоником. Затем поставил стакан на тумбочку и, поудобнее устроившись на кровати, открыл дневник Шейлы Барнс. Он ожидал увидеть личный дневник, в котором будет упомянут пациент, о котором женщина очень переживала, но в руках его оказалось нечто большее. Выяснилось, что на протяжении всего времени работы Шейла фиксировала состояние всех пациентов, перенесших операцию по пересадке органа. Будучи опытной профессиональной медсестрой, она чувствовала большую ответственность за людей, находящихся на ее попечении, и, судя по всему, они играли большую роль в ее жизни. Со страниц дневника веяло искренней заботой, одинаковой по отношению ко всем пациентам.

Наконец Стивен добрался до описания того, что произошло с Кеннетом Лайнхэмом. В дневнике было все — внезапный подъем температуры, лихорадка, делирий, последовательная смена иммунодепрессантов, которые оказались неэффективными, горе родителей мальчика, консультации с коллегами и нарастающая уверенность, что ее пациенту пересадили неподходящий орган. Первоначальный страх Шейлы озвучить свои подозрения и последующее облегчение, когда она наконец решилась. Все это было записано черным по белому, и в записях этих не было ни грамма истеричности.

После смерти мальчика дневник стал свидетелем горького разочарования Шейлы от того, что ее наблюдения не были восприняты всерьез, и гнева в адрес тех, кто счел ее невротичкой. Постепенно нарастало ее разочарование в учреждении, когда стало очевидным, что сотрудники и руководство сплотились против нее. В дневнике была запись о встрече с местным журналистом, который вначале проявил интерес к словам Шейлы, но не стал доводить расследование до конца.

Данбару бросилось в глаза сходство между записями Шейлы Барнс и рассказом Лизы Фэйрфакс, которое нельзя было объяснить случайным совпадением. Одинаковой была не только суть — детали обеих ситуаций были поразительно идентичными. Стивен откинулся на стену и несколько секунд задумчиво смотрел в потолок, затем продолжил чтение.

Операцию Кеннету Лайнхэму проводил доктор Филипп Каннингем, старший ординатор Джеймса Росса на тот момент. Если верить Шейле Барнс, он тяжело переживал смерть мальчика, как и остальной персонал больницы, и даже согласился с Шейлой в частной беседе: такое сильное отторжение заставляет предположить, что причина заключается в донорском органе. Однако Каннингем отказался высказаться в открытую, предпочтя принять официальную точку зрения, что смерть мальчика была случайностью. В конце концов, результаты лабораторных исследований, проведенных в донорской больнице и в «Медик Экосс», показывали высокую совместимость органа с тканями пациента, так что больше говорить было не о чем. Ординатору нужно было думать о карьере.

Дальше в дневнике шло описание того, как Шейла ушла из «Медик Экосс», как заболела, как у нее, а затем у мужа обнаружился рак, и дальнейшего кошмара радио- и химиотерапии. Закончив чтение, Данбар почувствовал себя совершенно опустошенным. Теперь он мог сказать с уверенностью, что Шейла Барнс — женщина, достойная уважения и с честью выполнявшая свои профессиональные обязанности. Несмотря на то, как низко обошлось с ней руководство «Медик Экосс», в дневнике было на удивление мало гнева и горечи в отношении тех, кто предпочел игнорировать заявления медсестры и отмахнулся от них, посчитав заблуждениями истеричной женщины. Единственный раз, когда Шейла проявила признаки раздражения — это когда пациенту «омега» было оказано больше внимания, чем умирающему после пересадки почки мальчику. Она написала о «корыстолюбивых подхалимах, готовых перешагивать через людей в погоне за деньгами».