Он дернул за ручку еще раз для верности. Заперто. Костя зашел сбоку и попытался отодвинуть сейф от стены. Что именно он хотел там найти, Костя не знал. Может, ключ, а может, отсутствие задней стенки. В такое верилось с трудом, но проверить все-таки нужно. К разочарованию Константина, сейф не сдвинулся с места — прикручен к стене. Он с досадой ударил по двери и услышал звон. Для колокольчика слишком глухо… Костя догадался, что могло издавать этот звук, но все равно повернулся. Неваляшка стояла у коробки с игрушками. Сейчас кукла не шевелилась, но Кабанов был уверен, что ему звук не померещился. А это значило, что минуту назад игрушку кто-то трогал. У кости мурашки поползли по спине. Ассоциативный ряд вывел его к грызунам, а Костя панически боялся крыс и мышей. Но больше всего крыс. Ему даже померещился лысый хвост, торчащий из-под коробки.
Костя подошел ближе. Любопытство брало верх над страхами. Он не хотел брать в руки неваляшку, но ключ мог быть под ней. Черт! Костя с отвращением подумал, что будь сейчас ключ привязан даже к крысе, он забрал бы его. Странное появление здесь неваляшки пугало не меньше крыс. Как будто кто-то насмехался над их горем. Кто-то, кто знал о них все. Зловещее сочетание — крыса и неваляшка, которая сгорела год назад. Чертовщина. Игрушка, допустим, новая и оставлена здесь соседским ребенком, а крысиный хвост — бечевка, толстый шнурок, на котором… Костя нагнулся и потянул за шнур. Из-под коробки вылез ключ. При наличии замочной скважины и ключа Костя просто обязан был попробовать.
Ключ подошел. Два поворота — ригели вышли снизу и сверху, еще два и четыре ригеля освободили двери. И снова Костя услышал звон бубенцов. Приглушенно, издалека. Много бубенцов, будто несколько десятков троек устремлялись в морозную даль. Он прекрасно понимал, что бубенцы вешают не только на конную упряжь, но и… В металлическом шкафу были именно они! Костю затрясло. Его так не напугала бы даже крысиная упряжь с бубенцами на сбруе, как… Он открыл дверь и отшатнулся. Сотни больших удивленных глаз смотрели на человека с круглых пластмассовых голов. Неваляшки были настолько плотно натыканы на полках, что, казалось, не могли произвести ни единого звука. Но они производили. Производили, и у каждой он был свой.
Костя поднял руку, чтобы дотронуться, чтобы убедиться, что их нет в шкафу, что это всего лишь наваждение. Кончики пальцев не нашли преграды и прошли сквозь тонкую пластмассу. Что бы это ни значило, Косте это не понравилось, но руку он не убрал. Когда куклы начали вспыхивать одна за другой, Костя дернулся и попытался вынуть руку из игрушки, но не смог — она прилипла к пальцам и с каждой секундой становилась все горячее и горячее, пока не вспыхнула, так же как ее «соседки».
Костя закричал и начал размахивать рукой, пытаясь сбросить сгусток пластмассы, облепивший кисть и переползающий на запястье. Он еще раз тряхнул рукой и проснулся от резкой боли.
Костя посмотрел на руку. Боль, скорее всего, от удара о стол, потому что никакой горящей пластмассы не было. Несмотря на то что в ноздрях еще щипало от едкого дыма, это был сон. Костя осмотрелся. Он сидел в кресле у верстака, на безопасном расстоянии от сейфа (с Неваляшками?). Костя посмотрел на шкаф, который в реальности был раза в два меньше, чем приснившийся. И дверь в нем была открыта…
Все к черту! Она знала, что они ее уволят. Что бы ни говорил Костя, Фариду выгонят, как старик начнет соображать. У нее на родине мужчины не такие, они сильные. Женщина не может им перечить. Здесь не так. Наташа скажет, Костя сделает. А она скажет. Наташа ненавидела Фариду с первого дня, и любой повод может послужить ее скорейшему увольнению. Выздоровление пациента — разве не повод?
Что теперь делать? Паники не было. Она знала, что, если ее выгонят отсюда, агентство найдет ей новое место. Но здесь было хорошо, здесь ей нравилось. И если в двухкомнатной квартире она готова была держаться только из-за зарплаты, то здесь, в новом доме, было прекрасно все. И она не собиралась это терять.
Фарида заглянула в кабинет. Старик лежал на кровати. Она не могла разглядеть, спит он или нет. Вошла и шагнула в сторону кровати Виктора Афанасьевича. Старик улыбнулся и сел. Фарида была уверена, что глаза его оставались закрытыми, но голова была повернута в противоположный угол.
— Привет! — произнес старик и ухмыльнулся, будто встретил старую знакомую. Очень близко знакомую.
Фарида вспомнила вопросы Кости о каких-то гостях. «Гости» бывали здесь? Кто-то и сейчас здесь. Фарида не видела — сгустившиеся сумерки первым делом заполнили углы и щели, но чувствовала.
— Иди сюда, — сказал старик.
Фарида с ужасом поняла, что эти слова были обращены к ней. Она еще раз посмотрела в угол, и ей показалось, что там кто-то шевельнулся. Кто-то еще чернее, чем мазутная тьма. Фариде стало страшно. Еще страшнее, но по какой-то неведомой причине она пошла. Не к старику, нет. Она пошла к шевелящейся сотней щупалец темноте в углу комнаты. Она ее манила, притягивала.
— Иди, иди, — шептал старик.