Донор

Она готова была сбежать, но теперь она решила остаться. И завтра же без зазрения совести она спустится вниз к завтраку.

Олеся все еще хотела секса (боли и наслаждения), поэтому, когда в ванную комнату вошел Юра, она не удивилась. Не удивилась, но напряглась. Хотела прикрыть наготу, но Юра присел на ванну и оттянул руку от грудей, а с промежности она убрала сама.

— Продолжим? — спросил мужчина.

Теперь это был старик с синим лицом. От Юрия ничего не осталось. Да и не должно было. Олеся попыталась вырваться, но четыре когтистые лапы придавили девушку ко дну ванны. Олеся попыталась позвать на помощь, но еще одна — пятая — зажала ей рот. В это же время шестая мускулистая рука расстегивала ширинку старика.

* * *

Наташа не знала, как реагировать. Чертов сценарист, казалось, совсем не прописал шаги отступления. Иначе почему она еще здесь, стоит в облезшей ванне и прислушивается к шороху в стенах? Зачем одна бродит по враждебному дому?

Дверь в ванную комнату распахнулась. Наташа резко обернулась и едва не упала. Поскользнулась и, взмахнув своей пращой, запустила пузырек шампуня в угол к стиральной машине. И тут же раздались шаги, будто кто-то стоял у двери, ожидая, когда Наташа выйдет, и удалились в сторону лестницы. Там затихли, раздался отвратительный смех, и обладатель этого жуткого смеха побежал вниз. Наташа так и осталась стоять в ванне, не решаясь переступить через край.

Нужно уезжать!

— Мама…

К черту! Илья погиб! А здесь ее пытается удержать злой дядя. Да, именно злой, отвратительный дядя. Наташа наконец-то переступила на пол. Обернулась, чтобы взглянуть на ванну и снова была удивлена. Кран подмигнул ей отраженным в хроме светом ламп, а эмаль на дне была девственно-чистой. Только вот, казалось, слив был забит. Она нагнулась, чтобы разглядеть.

Она должна убираться отсюда, а не разглядывать засоры и уж тем более не бежать за смеющимся… Плохим дядей.

Но она нагнулась и присмотрелась. В этот же самый миг в сливе что-то шевельнулось. Что-то влажное и скользкое. Наташа протянула руку, чтобы дотронуться до грязи в стоке. И грязь шевельнулась. Перелилась скользким боком, и из дырки показался нос с проволочками-усиками. Наташа отдернула руку и прижала к груди, продолжая наблюдать, пока зверек вылезет из сливного отверстия. Крыса выползла на гладкое дно ванны, ее хвост еще был в стоке, когда оттуда уже появилась мордочка второго зверька. Словно черная лоснящаяся жижа, из забитого слива крысы вываливались на дно ванны. Твари, словно черви, копошились, пытались вылезти из ванны и сползали по гладким стенкам. Наташа включила воду, тугая струя ударила в тельце зверька, и он заверещал. Через секунду сотни тварей заверещали отвратительным хором.

Наташа закрыла уши руками и отступила. Визг прекратился, вообще все звуки стихли, как несколько минут назад. Наташа отняла руки от головы и заглянула в ванну. Она снова была пуста, ни следов, ни разводов слизи. Наташа медленно попятилась к двери.

Нужно найти Олесю и убираться отсюда.

— Мама…

Нет! Убираться во что бы то ни стало. Даже без Кости.

— Мама, пожалуйста!

Наташа снова закрыла уши и побежала к лестнице.

* * *

Очнулась она у голой стены в подвале. Обнаженная. Последнее, что Олеся помнила, была ванна. Синее лицо старика и шесть лап, торчащих вроде бы из человеческого тела. Остальное как в тумане. Секс, боль, Фарида, сидящая на потолке, как паук.

Олеся встала и осмотрела помещение. Она была одна. Не обращая внимания на боль, терзающую все тело, она подошла к металлическому шкафу и заглянула в него. Ей нужна была хоть какая-то одежда. Олеся не останется в этом доме ни на минуту. Ей было стыдно за секс со стариком, и пусть даже это он совратил ее, прикидываясь Юрой. Черт! В этом было все отвратительно и непонятно. Ее изнасиловали шестирукие твари, когда-то бывшие людьми?

Халат валялся у лестницы. Она схватила его и закуталась. Олеся куталась и куталась, будто хотела прикрыть все части тела, но ткани не хватало.

— Ты чего здесь?

Олеся не сразу узнала голос. Вздрогнула и едва не упала с первой ступени, на которую успела шагнуть.

— Олеся? У тебя все нормально?

Наташа спустилась ниже.

Можно ли доверять ей, если у нее в доме творится такое? Олесе было обидно, будто это Наташа дала ее этим монстрам. Предала… Позвала, одурачила и предала.

— Олеся, ты что здесь делаешь?

В голосе слышалась озабоченность. Вот только Олесе плевать на озабоченность. Легко проявлять заботу там, где уже она не нужна. Олеся едва подавила порыв выкрикнуть в лицо сестре: «Что я здесь делала? Трахалась с твоим шестируким свекром! Вот что!»

— Я хочу уехать, — прошептала Олеся и, протиснувшись между стеной и Наташей, медленно пошла наверх.

— Да что произошло?

К озабоченности примешалась злость.

— То, что и должно было.

Олеся вышла из подвала и остановилась. Дверь кабинета была приоткрыта. В логове зверей было темно. Хотя с чего она взяла, что твари притаились там? Это их дом, они могут быть везде. Даже… Кожа Олеси покрылась мурашками. Наташа могла быть и не Наташей. Им прикинуться — что носки сменить.

— Пойдем-ка, расскажешь.