Донор

— Определённо это была ты. Кстати, я записал на диктофон, как ты мило похрапываешь, — усмехается Марк. — Что ты на меня так удивлённо таращишься?

— Потому что ты остался, — всё ещё приходя в себя, выдавливаю я пасту.

— Милая пижамка, — хмыкает он, встречаясь со мной взглядом в зеркале.

— Не ври, она тебе не нравится, — ещё бы, розовая в серых котятах.

— Нет, конечно, лучше без неё, но …

Я иду на кухню, Марк шлёпает за мной. Ну и дела! Вот это поворот! Как это понимать  блин!?

 — Ты голоден? Давай, я тебя накормлю. Могу сделать бутерброд и кофе. Я лично не против позавтракать.

— Какая забота, — тянет Марк, усмехаясь, обнимая меня сзади, и моя рука, потянувшаяся за кофеваркой, замирает в воздухе. Зато его руки уже по-хозяйски щупают под кофтой мою грудь, а губы требовательно целуют в шею. Он голоден, но в другом смысле.

— Я терпел две ночи, синий чулок. Вижу, тучи в твоих глазах разошлись, давай снимем этот ужас.

В смятении останавливаю его попытку меня раздеть:

— Марк, я не…

— Идём в душ, — твердым неоспоримым тоном бросает он. — Мы взрослые люди, Мэл. И эти дни не повод лишать себя удовольствия и отталкивать своего мужчину. Я знаю как можно и нужно. Просто расслабься, ладно? Доверься мне, если я увижу твою кровь — ты не станешь нравиться мне меньше.

Смущена ли я? Опешила? Это не подходящие слова! Да я в запредельной панике!!! И что это он ещё ляпнул. … Своего мужчину? Он так сказал? Я ему нравлюсь? Очуметь…

— И всё-таки, я вынуждена вам отказать, мистер Винздор, — начинаю мягко, но настойчиво вырываться из его объятий. Кроме него у меня был только Кит, а Кит никогда даже не порывался приставать ко мне во время «этих» дней. Для Марка же, я смотрю, вообще не существует никаких границ. И когда его руки касаются моих бёдер — я подпрыгиваю, как ужаленная, оказавшись у противоположной стены. Ещё немного и окажется, что я могу бегать по потолку. — Даже не думай подходить ко мне, — шиплю я, скосив взгляд, чтобы такое схватить в руки.

— Ты серьёзно? — хищно усмехается он, медленно двинувшись в мою сторону. — Я не предлагаю это кому попало, Мэл. Просто в последнее время мы стали очень близки. Любовью можно заниматься разными способами…

— Нет! — взвизгнула я. — Уж прости, но вот такая  я недалёкая в сексуальном раскрепощении, некому было раздвигать горизонты. Ты должно быть очень меня почтил, отнеся в разряд «не кто попало», но есть определённые нормы и твой член во время критических дней в мои нормы не вписывается. В конце концов, я плохо себя чувствую. И если я тебя этим обидела — ты знаешь, где выход, — вскинув голову и упрямо поджав губы, я встретилась с этими смеющимися серыми глазами. 

— Хорошо, я понял, — кивает он, и чтоб мне провалиться, смотрит на меня с какой-то жалостью. Но не потому что меня могут беспокоить какие-то там боли, а потому что я убогая отказываюсь от гуру секса Марка Винздора. — Я могу подойти ближе или синий чулок намерен драться? Кстати, подать тебе половник, с ним ты будешь выглядеть гораздо воинственнее? — плевал он на моё разрешение он уже стоит рядом. — Обещаю, далеко не заходить, но я хочу тебе кое-что показать, — шепчет он, обнимая меня одеревеневшую и пускающую молнии. — Чтобы ты почувствовала, Мэл, — Эта сволочь может целоваться невыразимо нежно, бережно, с чувственным трепетом. Не спеша. Сначала в губы, затем висок, за ушком, шея…. И руки, такие ласковые, касающиеся моих плеч и спины. И когда моя пижамная кофта поползла вверх и его губы стали бродить по моей груди, я задышала глубоко и часто.

— Что ты чувствуешь, Мэлани? — поднимая ко мне своё лицо, хитро улыбнулся Марк. — Что-нибудь болит? Потому что, возбуждаясь, мозг впрыскивает в кровь очень хитрый гормон. Но ты сама от этого отказалась! — резко отдёргивая на мне пижаму, он отходит в сторону. — Кому-то суждено быть сексуальными бомбами, а кому-то удобными домохозяйками. Что на счёт завтрака? — его ироничный издевательский взгляд хочет сказать мне намнооого больше.

— Почему мне хочется тебя удушить? — выдавливаю я, продолжая наши гляделки.

— Потому что ты меня хочешь, но не можешь себе в этом признаться. Как и в том, что ты поспешила ставить точку в наших отношениях.

Закрываю от злости глаза и молча считаю до десяти, если он скажет сейчас хоть слово… Но монстр слишком умён. Женщина для него это инструмент, и он знает, как на ней играть. Нет, он не спортсмен, он музыкант, мать его! И я не буду спорить с ним до посинения, я не доставлю ему такого удовольствия. Так же молча разворачиваюсь, делаю кофе, яростно намазываю тосты арахисовым маслом.

Его присутствие только накаляет атмосферу. Но Марк будто нарочно становится позади меня, прижимается бёдрами, чтобы я убедилась в его возбуждении, и осторожно убрав волосы, нежно целует меня в затылок: