Донор для покойника

Весельчак усиленно изображал равнодушие к их разговору. Хорошо, что темнота скрывала его улыбку. Он, как никто другой, знал, что его другу присущий подобное положение: серьезный и грустный и одновременно раздражен. На этот раз Весельчак знал даже причину: его товарищ безнадежно влюбился в женщину, лет на десять-двенадцать была старше него. Без взаимности.

- Что ж, - после минутной паузы сказал художник. - Я не настаиваю. Личное всегда оставаться в тайне.

- причин нет, - поспешно оправдался замысел. - По крайней мере я ее не знаю ...

Весельчак хихикнув, но сделал вид, будто закашлялся. Затем заговорил, меняя тему:

- А с вами такое бывало, маэстро?

- Да, иногда - с пониманием улыбнулся художник. - И сейчас случается. Изредка ... И все точно так же - без определенных причин.

- Я думаю, что причина всегда существует, - уверенно заявил Весельчак. - Даже если ее не заметно - то же заставило улыбаться Монну Лизу.

- Улыбаться ... Может, ты и прав, - Мастер вглядывался куда темную даль, словно пытался достичь горизонта, затопленного ночью. - Но иногда тебя действительно беспокоит то, что упорно не желает показаться при свете дня ... особенно, когда стареешь. Или начинаешь понимать ... Только вас это коснется еще не скоро.

- А как вы справляетесь с этим, когда причина ... ну, скажем ... - запнулся Задумчивость, краснея. - Я имею в виду ...

- Я тебя понимаю, - кивнул художник. - Конечно, это зависит от самой причине - он продолжал смотреть туда, где, как крылья гигантской птицы, проплывали тяжелые облака. - Я часто начинаю думать о чем-нибудь значительно больше, чем я сам. Например, о звездах, - он указал рукой на чистый клочок неба. - Я стараюсь ... просто пытаюсь представить себе, насколько велика наша Солнечная система. Представляю, сколько времени потребовалось бы быстром самолете или поезде, чтобы достичь Юпитера или Плутона. Или - сколько тысячелетий это заняло бы у человека, который идет пешком. А потом сравниваю этот фантастически долгий путь с расстоянием хотя бы до ближайшей звезды ... скопления ... масштабам Млечного Пути, миллиардами звезд, намного превосходящие наше Солнце и как частицы пыли творят его. Я пытаюсь представить целая Вселенная, где наша невероятно огромная галактика - не более чем крошечная мерцающая искра, летящая сквозь бесконечное пространство среди миллиардов, а может, и квинтильонов таких свитлякових роев ... Наконец спрашиваю себя: что такое мои проблемы, какими бы всеобъемлющими и катастрофическими они мне казались, да и сам я - по сравнению с этим?

Мастер замолчал, глядя на учеников с видом человека, которому повезло отколоть себе кусочек от неприступной скалы Истины.

- Карлик ... - нерешительно сказал замысел.

- Ничто ... - коротко бросил Весельчак.

- Именно так, - согласился Мастер. - Даже меньше ... чем ничто. Намного меньше.

- И как? Помогает? - спросил Весельчак. - О проблемах, я имею в виду.

Старый художник с непониманием посмотрел на лукавую улыбку ученика, застегнул «молнию» куртки под самый верх и вдруг рассмеялся сам:

- Если честно, не всегда ... а в последнее время - совершенно редко. Чаще - просто помогает переключиться.

Весельчак повернулся к огням ночного города, как давая понять, что тема упадочничества духа исчерпана, и Столпам Мироздания ничего не угрожает.

- Так мы будем смотреть на город или нет?

- Конечно ... - ответил Мастер, продолжая улыбаться. Они встречались часто, и Весельчак нравился ему с каждым разом все больше. С парня что-то может и получиться ... Даже если он бросит живопись.

- Конечно, будем ...

Задумчивость едва слышно пробормотал что-то неразборчивое; похоже, идея смотреть на город его совсем не вдохновляла.

Минут десять они молча стояли на крыше дома. Здесь, наверху, сильнее чувствовался сырой осенний ветер, налетал внезапными, как ночной хищник, порывами и исчезал так же неуловимо, как и появлялся, оставляя после себя лишь отголосок ледяного дыхания - предсказателя ранней зимы.

Где-то вдали полыхала молния. Под ними, как феерия угасающего праздники, мигали тысячи, десятки тысяч огоньков - рисунок этой разноцветной мозаики непрерывно менялся, как полотно большой живой картины.

- Я подумал ... - первым нарушил тишину Весельчак. Сейчас в его голосе не было обычной иронии. - Каким видит наш мир отрыватели голов?

- Иное ... - отозвался художник.

Задумчивость, стоявший позади учителя и друга, заметил, как тот вздрогнул.

- Иное ... Но не стоит об этом говорить.

Что-то в голосе Мастера заставило Весельчака пожалеть о своих словах.

Они помолчали еще некоторое время, глядя на город, засыпает, постепенно погружаясь во мрак, медленно подчиняясь власти ночи и отдаваясь в ее бестелесные объятия. Здесь это чувствовалось особенно остро.

- Что ж, друзья мои, - сказал старый художник, возвращаясь к ученикам. - Уже поздно, пора ... С кого начнем? Может, у тебя? - со скрытым сомнения и одновременно с какой-то родительской надеждой взглянул на Замысла.