Доноры

Не дожидаясь, когда вновь начнется разгул пулеметных страстей, Виктор метнулся к убитым. Попавшийся под руки коротенький автомат он, не рассматривая, перебросил ремнем через плечо. Зашарил в поисках подсумка с магазинами, но ничего не нашел. И в этот момент заговорила тяжелая артиллерия Сэма. Невзирая на рану в бедре, приятель все-таки сумел справиться с гранатометом. Крохотная комета, прочертив крутую траекторию, вонзилась в скопище машин, взметнув к небесам жаркий клуб пламени. На землю посыпались куски искореженного металла. Даже здесь, на почтительном расстоянии, Виктор ощутил горячее дыхание превращенных в плазму бензобаков. В самом эпицентре температура, должно быть, достигала сумасшедших отметок. Машины воспламенялись одна за другой, подпрыгивая при взрывах топливных емкостей и моментально окутываясь огненными языками. Виктор ничуть бы не удивился, если в свою очередь подпрыгнуло бы и заполыхало их двухэтажное здание. Жар становился все более невыносимым. Проведя ладонью по щеке, он обнаружил, что она мокрая от пота. Так или иначе, но Граф получил крепкий отпор. Сэм же, по всей видимости, не собирался успокаиваться. Вслед за первой он послал еще пару гранат, вызвав настоящий переполох в стане врага. Отстреливаясь, бандиты уходили в пески — и уже не ровными цепочками, а беспорядочными горстками — по двое, по трое. С одобрением взирая на суету отступающих фигурок, Виктор послал им вдогонку несколько очередей. Теперь противник спасался бегством уже по всему фронту. Притворив дверь, донор задвинул массивный засов и, вновь споткнувшись о распростертые тела, поспешил наверх.

— Сэм! — заорал он. — Как ты там?

— Порядок! Лети сюда, сынок, тебе откроется волнующая картинка.

Однако полюбоваться заревом им не удалось. Видимо, Граф привез с собой снайперов. По ним открыли прицельный огонь издалека, и пришлось опять прятаться, прижимаясь животом и щекой к усыпанному стеклом полу. И, конечно же, Виктор немедленно порезался.

— Что за бардак они тут развели!.. — Сэм яростно ругался. При свете догорающих автомашин, стараясь не вставать, Виктор перевязал ему ногу. Такие ранения в его родном взводе называли чистыми. Пуля прошла навылет, не задев ни костей, ни кровеносных артерий. Входное и выходное отверстия были одинаково крохотными. При наличии элементарных медикаментов подобные прострелы вылечивались практически за неделю. Сэм, однако, пребывал в состоянии бешенства. От его медлительного добродушия не осталось и следа. Время от времени он пробовал пристроить ногу удобнее и на вспышки боли реагировал щедрым потоком ругательств. Многие словечки Виктор слышал впервые, а потому держал ушки на макушке. Не то чтобы ему импонировала интонация крепких фраз, но «черный сленг» — он знал по опыту — оказывался в иных ситуациях просто незаменим. Первый учебный курс Виктор прошел еще на родине, когда по юношеской наивности пытался изъясняться с некоторыми из особо отпетых граждан на нормальном человеческом языке. В лучшем случае его попросту не понимали, частенько поднимали на смех, а иногда брали в оборот, как любят брать в оборот иные червивые души неотхлестанных жизнью «вьюношей». В подобном, порой совершенно неосознанном посягательстве первых на последних проявлялась, вероятно, тысячелетняя, успевшая перекочевать в гены и кровь ненависть неимущих ко всему, что хоть как-то претендует на схожесть с имущими. Владеть речью — значит, тоже быть имущим и перекрашиваться в белую ворону. Таких соплеменники не любят, недрогнувшей рукой вычеркивая из списка своих. Настоящий неимущий просто обязан ругаться. То есть, у него есть и другие обязанности, но данное качество вернее всего выделяет его среди прочих, а правильнее сказать, объединяет с этими самыми прочими. Так рассуждает многочисленная стая неимущих, и, честное слово, их можно понять. Такова разбитая судьба этих людей — разбитая чаще всего в раннем младенчестве, таково их украшенное синяками и шрамами прошлое. Говорящий иносказательно, с подозрительной гладкостью, по их мнению, этих шрамов не имеет. Стало быть, некто прямолинейно-крепкий, разумеется, свой, обязан исправить положение посредством все тех же легко наносимых синяков и ссадин. Легкий грим, и с человеком можно уже общаться. Эмигранту, угодившему в места, лишь отдаленно напоминающие райские, виртуозная ругань пригождалась вдвойне. Способность ответить в любой момент колким словечком зачастую спасала от уличных приставал. В случайных компаниях одно-единственное грамотно или неграмотно составленное предложение могло занести человека как в черный список, так и в список лиц привилегированных, почти своих…

— Спрашивается, какого черта он выпалил в меня, если рядом находился ты?! — продолжал яриться Сэм. — Кажется, мой-то экран в полном порядке! Или я не прав? Да… Везунчик, нечего сказать! Простреленное бедро, полуразвалившийся дом… — внезапно оборвав себя, он взглянул на Виктора совершенно трезвыми глазами.

— Надеюсь, ты запер внизу дверь?

Виктор кивнул.