Доноры за доллары

– Сергей Сергеевич, все, что необходимо, мы доставили. Прислуга вызывается вот этим звонком. В комнате есть телефон, встроенная видеосистема, холодильник, – не умолкая ни на минуту, человек в костюме обходил комнату, нажимая на скрытые пружины, открывая потайные дверцы и неизменно улыбаясь.

Генерал махнул рукой, словно отгонял надоедливую муху. Человек в костюме немедленно поспешил к двери, на ходу извиняющимся тоном бормоча:

– А теперь я вас оставлю, отдыхайте! После обеда вам предстоит встретиться с вашим врачом, который посмотрит вас и расскажет вам обо всех тех процедурах, которые мы рекомендуем вам пройти. Всего доброго!

Генерал вздохнул, расстегнул китель и грузно уселся в кресло.

– Что это за суета у нас сегодня? – поинтересовался Красников, стоя с охапкой простыней и поглядывая в заиндевевшее окно. – Вон и главный выбежал встречать.

– Ты не знаешь? Генерал же приехал, – ответила ему сестра-хозяйка, продолжая грузить его чистым постельным бельем.

– А что за генерал? – спросил Дима, поправляя сползающую наволочку.

– А, не знаю. Какой-то министр обороны в отставке, что ли. Он у нас каждый год лечится. Самый доходный клиент. Хватит болтать, иди уже, – скомандовала она и открыла перед Димой дверь.

– Это для него мы так напрягались?

– И для него – тоже, – загадочно улыбаясь, отозвалась женщина.

* * *

Я забился со своей добычей в самый дальний угол кровати и с трепетом душевным раскрыл карточку, которая одновременно подтверждала виновность Лямзина и давала мне в руки первую вещественную улику.

Полистав нетолстую на вид брошюрку, я быстро создал себе представление о Сергеенко как о пациенте, но это было немного не то, что мне нужно.

Наконец нашел запись, которая давала информацию об интересующей меня операции. Не стал читать все показания, лихорадочно выискивая запись о ведущем хирурге. Прочитав ее, на минуту опешил. В карточке значилась фамилия Карташова, хирурга, который был уволен еще в прошлом году. Я был разочарован, моя уверенность в причастности к делу Лямзина не подтвердилась.

Тогда зачем ему была нужна карточка Сергеенко? Чтобы узнать, какие операции и когда ему проводились, чтобы не поставить повторно один и тот же диагноз? Тогда получается, что диагноз, который был ему поставлен перед операцией, – вымышленный? Не может этого быть: оперировал не Лямзин и не Головлев, а Жуков, который работает в клинике недавно и к этой хирургической компании никакого отношения, судя по наблюдениям, не имеет.

Значит, диагноз был правильный. Что же тогда здесь на самом деле скрывается? В моей голове это все никак не укладывалось – я снова запутался, будучи уже так близко к разгадке.

В этот момент в палату вошел запыхавшийся от волнения Воробьев.

– Ну, как? – спросил он, с трудом переводя дух.

– Да никак, – зло сказал я, отшвырнув карточку.

Воробьев поднял ее и внимательно просмотрел.

– Разве ты не ее искал?

– Ее, – равнодушно протянул я. – Только там совсем не то, что мне нужно.

– Ладно, давай спать – утро вечера мудренее, – примиряющим тоном произнес Николай, выключая торшер.

В этом я убедился, когда проснулся утром. Нет, я не проснулся с готовым решением всех проблем. Но то, что я увидел, когда открыл глаза, заставило мой дух воспрянуть, а меня самого поверить, что все еще сложится.

* * *

То, что я увидел первым делом, было расплывающееся лицо Юрия Николаевича Чехова, полковника МВД, с недавних пор находящегося в отставке по причине непримиримых противоречий с высоким начальством. Юрий Николаевич намекал на расхищение этим самым начальством бюджетных средств, незаконное распределение квартир, контрабанду оружия и выколачивание денег из коммерческих структур. Полковник выкладывал все тайны открытым текстом, упоминая при этом такие известные фамилии и в таком нелицеприятном контексте, что усидеть на своей должности в московском РУОПе не мог никак.

Это был человек коренастый, плотный, несколько раздавшийся в талии, с мясистым широким лицом, на котором настороженно сверкали прищуренные бесцветные глаза. Страдал он хроническими заболеваниями желудочно-кишечного тракта, не в порядке у него было все – печень, желудок, кишечник и поджелудочная железа, почему мы с ним, собственно, и познакомились. Для полноты характеристики надо обязательно заметить, что язвенник Чехов к трезвенникам никоим образом не принадлежал.

Сейчас хитрые глаза отставного стража порядка были еще более бесцветными, чем обычно, а лицо одутловатым. Хоть и выглядел он жизнерадостно, но немного нездорово.

– Что, Хаммер, – смеясь, сказал он. – Опять тебе досталось по первое, второе и все остальные числа? Красавец!

– Юрий Николаевич! Вас ли я вижу! И что это – на вас больничный халатик? Неужели...

Чехов крякнул и присел на краешек моей постели:

– Видишь ли, доктор, жизнь такая штука... Без грибков и водки жить не всегда получается, понимаешь?

– Опять желудок? – неприлично улыбаясь от удовольствия видеть его здесь, поинтересовался я.

Он в ответ развел руками.

– Говорил я вам, Юрий Николаевич, не доведет вас до добра такой образ жизни!

– Ну, ты полегче! На себя посмотри! – заржал Чехов.