В начале 1937 г. секретарю Восточно-Сибирского областного комитета ВКП(б) М. О. Разумову и в копии генеральному комиссару государственной безопасности Н. И. Ежову от секретарей Красночикойского райкома ВКП(б) И. М. Курыгина и Г. И. Сысоева поступила докладная записка: «Изучая материалы процесса над антисоветскими троцкистско-зиновьевскими диверсионно-вредительскими группами, мы пришли к твердому убеждению, что наш молибденовый рудник “Чикойредмет”, начиная с 1933 года и до настоящего времени, находится во власти вредителей… На молибденовом руднике свили прочное гнездо враги народа – троцкисты, вредители с партийными билетами и без таковых, и что эти враги подсылаются, руководятся непосредственно из “Главредмета”… Нет ни капли сомнения в том, что у нас делается то же, что делалось в Кемерово и других местах, а также не сомневаемся в том, что в парторганизации орудуют враги партии и народа с партбилетами… Своей докладной запиской с изложением некоторых фактов и показа личностей, хотим помочь ускорить размотать и уничтожить чудовищный клубок ядовитой троцкистской гадины, поражающей тело нашей прекрасной Родины».
В стан врагов были зачислены руководители Гутайского молибденового рудника, коммунисты с большим партийным стажем, высокопрофессиональные специалисты, самые грамотные в районе, преданные делу люди.
Старшим помощником прокурора области Курманиным было возбуждено уголовное дело в отношении директора рудоуправления И. Г. Немытышева, бывшего главного инженера рудника М. Ф. Шалабода, начальника продснаба А. П. Савельева, начальника планового отдела рудника Н. И. Градусовой, начальника стройцеха Х. М. Ирбитского, десятника стройцеха Е. И. Коржова, кладовщика стройцеха Я. М. Лоскутникова. Арестованным вменялось в вину вредительство, участие в контрреволюционной организации, антисоветская агитация и пропаганда (ст. 58–7, 58–10, 58–11 УК РСФСР). На дальнейшее рассмотрение дело было передано в Читинский оперсектор НКВД.
Почти восемь месяцев арестованные содержались в Читинской тюрьме без допросов, подвергаясь моральному и физическому унижению. В июне 1938 г. из-под ареста была выпущена только Градусова в соответствии с постановлением, что в отношении её «контрреволюционной вредительской деятельности не установлено».
Под физическим воздействием начальник стройцеха Ирбитский (с него начались допросы арестованных в феврале 1938 г.) сознавался во всём, даже самом нелепом. Один из пунктов обвинения, например, гласил: «Вредительски построил здание компрессорной, которое в скором времени развалится… Потолок засыпан песком, который во время работы компрессора будет сыпаться на подшипники, компрессора и дизеля будут выходить из строя, что отразится на выполнении программы по добыче молибдена».
Всего один допрос выдержал директор И. Г. Немытышев. Он тоже «дал признательные показания» и умер 23 апреля 1938 г. в тюремной больнице. Причина смерти 39-летнего здорового человека: «упадок сердечной деятельности» – самая характерная для тех лет формулировка в отношении погибших от побоев на допросах. Умер в тюрьме 20 марта 1939 г. и Х. М. Ирбитский (хотя следователь УНКВД Козлов и не ведал об этом, вызывая арестованного на допрос… 31 октября 1939 г.).
Просидевший в тюрьме под следствием больше двух лет А. П. Савельев в своём заявлении 19 июля 1939 г. в прокуратуру цитирует следователя УНКВД, который на допросах «хохотал и говорил: “Это вам не с марионетками-прокурорами в козлики играть. Еще не родился человек, который бы нам ежёвцам-хорхоринцам не дал нужных нам показаний”. А на мои заявления о том, что я на суде всё равно буду отказываться от показаний и добьюсь правды, получал ответ: “До суда все равно не доживешь, сгинешь в тюрьме, ты до суда в наших руках, после суда был бы тоже в наших руках, и суд это мы – ежёвцы”». Дальнейшая судьба Савельева неизвестна, он заявил, что объявляет голодовку, «пока дело не сдвинется с мертвой точки». Сдвинулось – дело Савельева выделили в отдельное производство, которое пока исследователям неизвестно.