Все мы в России как-то всегда привыкли хвалить все иностранное и не ценить наше – русское, поэтому мы ожидали иметь дело с пушками, гораздо более усовершенствованными, чем наши, русские, но тут мы сразу разочаровались в английских легких орудиях. Наша пушка имеет боевую ось коленчатую, а английская – прямую. Центр тяжести нашей, благодаря изгибу колена оси, опущен ниже, и, следовательно, там, где наша пушка на косогорах свободно проходила, английская – переворачивалась. Кроме того, и это очень важно, что команда для дальности и установки шрапнельной трубки у нас подогнана, тогда как у англичан трубка секундная и, значит, командуя прицел, каждый раз нужно заглядывать в таблицу, чтобы узнать, сколько секунд требуется для данной дальности. Конечно, все это не интересно для неартиллериста, но это сыграло довольно большую роль в моей судьбе, вот потому-то я об этом и упоминаю.
Конечную оценку наших способностей должен был производить генерал барон Майдель, который был известен своей строгостью. На полигоне за Хутунком, по окончании курсов, я веду стрельбу, и, скомандовав дальность и количество секунд, в момент, когда уже раздался выстрел, я сообразил, что, глядя на таблицу, я ошибся на одну строку. Обращаюсь к генералу: «Разрешите доложить, Ваше Превосходительство, читая таблицу, я ошибся на одну строчку, будет очень высокий разрыв». – «Посмотрим!..» Генерал вскинул бинокль, и в этот момент показалось очень высокое ватное облачко разрыва. Я ожидал разноса или по крайней мере пару кислых слов, но все обошлось благополучно, а последствия вышли самые неожиданные. Я был оставлен в Новочеркасске как инструктор английской артиллерии и считаю, что это произошло лишь потому, что генерал, благодаря моей ошибке, запомнил мою фамилию.
Я жил дома с отцом, инструктируя в артиллерийских казармах на Хутунке. Однажды, вернувшись из казармы, сидел за столом в своей комнате, читал какую-то интересную книгу и вдруг почувствовал, что за грудь меня что-то укусило. Отворачиваю рубашку, вижу крошечное насекомое, которое тут же было мною уничтожено, дело привычное, значит, где-то в казарме подцепил. Но через положенный для этого срок я уже метался в сыпном тифу. Бывало, на фронте имел сотни таких насекомых и тифом не болел. А тут, чистый, дома, и вот одна свалила – значит, судьба. Десять суток был без сознания, дней пять отлеживался – и наконец начал учиться ходить по комнате, держась за спинки стульев и волоча их за собой.
Однажды утром ко мне вошел отец и, посмотрев на мое хождение, спросил: «Что ты думаешь делать? Красные под Каменской…» Конечно, за все время болезни я ничего не слышал и не думал о фронте, и это известие меня ошеломило и обеспокоило. Надо послать записку в дивизион с просьбой прислать казака и коня. Через два дня их прислали, но на следующее утро и казак, и конь исчезли, а из дивизиона сообщили, что и там их нет, и на мою просьбу прислать кого-либо за мной ответа не последовало. Послал записку знакомому доктору, он обещал взять меня на госпитальную повозку, но я уже никому не верил и готов был уйти пешком, несмотря на то что с трудом мог пройти от стены к стене моей комнаты.
Однажды я услышал шум во дворе, выглянул в окно и увидал человек десять конных казаков. Оказалось, что мой близкий друг войсковой старшина Нефедов[306]
, старый офицер нашей батареи, прислал за мной разведчиков и коня, когда батарея проходила в Новочеркасске. Радость моя была неописуема. Попрощался, как потом оказалось, навеки с отцом, с помощью казаков сел на коня и вскоре присоединился к батарее.В станице Хомутовской мы простояли несколько дней, силы мои быстро восстанавливались, и однажды командир батареи полковник А.И. Афанасьев[307]
обратился ко мне: «Все офицеры у меня сейчас заняты, не смогли бы вы на повозке проехать в Ростов, есть надежда получить кое-какое обмундирование, я напишу требование». – «Ну конечно», – отвечаю, и на следующий день выехал в Ростов.Не помню точно, не доезжая ли до Батайска или между Батайском и Ростовом, был маленький деревянный мостик. Когда я подъехал к нему, то увидал, что перед ним и с другой стороны какая-то охрана, которая никого на мост не пускала. Я вылез из повозки и пошел узнавать, в чем дело. В это время со стороны Ростова подошел автомобиль, из которого вышли четыре человека и перешли мостик на нашу сторону. Видимо, шофер опасался его малой прочности. В трех шагах от меня прошел генерал Деникин, я заглянул ему в лицо, и мне показалось, что дело плохо, но все же я решил ехать дальше.