Донская Либерия

– С Дону давно идут о тебе добрые слухи… Знаю, как ты Долгорукого князя побил и как старики, собачьи дети, зраду учинили и промысел над тобой творили… Одного не разумею, – он хитровато прищурился, – кого донские старики более страшатся, царя или голоты?

Булавин высказался без утайки. Донскую голытьбу приводить в Черкасск он не собирался. Тайного договора с войсковым атаманом и старши?ной не нарушал. Совершая предательство, атаман и войсковые старши?ны хотели прежде всего оправдаться перед царем, свалить всю вину за убийство Долгорукого на Булавина и его вольницу. Теперь же, конечно, он соберет голутвенных и поведет их на Черкасск. Расправы за измену старикам не миновать.

– А хиба ж все войсковые старики заедино? – полюбопытствовал Гордеенко.

– Не все. Есть среди них и честные, в измене неповинные. Я с их согласия в Сечи у вас ищу помогу…

– Кто ж там из стариков за вольность ратует?

– Зерщиков Илья Григорьич первый.

– Зерщиков? – удивленно поднял брови Гордеенко. – Ну коли он с тобою вкупе… удача быть должна. Зерщиков без пользы палец о палец не ударит. – Он снова наполнил кубки горилкой. – За твою удачу, атаман!

Булавин выпил и, чувствуя, как отяжелела голова, отставил кубок в сторону. Гордеенко заметил, сморщился:

– Э, негоже! Казаки пьют, пока сидеть могут…

– А у меня уже той мочи не стало, – попробовал отшутиться Булавин. – Не приневоливай, Константин Гордеич… Мне с тобой еще о делах гутарить надо…

– Успеем, куда нам спешить-то? – И Гордеенко потянулся с кубком к Булавину. – За дружество, за счастье, за славу нашу казацкую!

А потом, когда Булавин рассказал о своих планах и встречах с запорожской сиромашней, Гордеенко пообещал:

– Коли меня кошевым на раде прокричат, охотное войско запорожское поднять тебе дозволю и на Дон идти никому возбранять не буду, порох и свинец из войсковой скарбницы дам… А когда соберешься в силах и пойдешь к Черкасскому, пошлю допомогу покрепче и пушек для осады… Я вольным людям всегда радею.

Булавин, поблагодарив хозяина за добрые намерения, признался:

– Еще опасаюсь, как бы гетман Мазепа подсылки в Сечь не сделал, чтоб меня схватить, или иной шкоды не учинил.

Гордеенко заверил:

– Того у нас не бывает, атаман. Пан Мазепа универсалы сердитые пишет, а тронуть никого не посмеет без нашего согласия… А мы за тебя единодушно постоим!

Сечевая рада бушевала. Когда Кондратий Булавин вместе с кошевым и куренными атаманами появился в круге, его встретили восторженными криками:

– Хай живе батько Кондратий! Слава атаману!

– Станем заедино с донскими казаками!

– Сказывай, батьку, не бойся… Поможем!

Кондратий, сняв шапку, чинно на все стороны поклонился:

– Бью челом славному низовому товариству… Прошу я вас, атаманов-молодцов, и тебя, кошевой атаман, оказать милость донским казакам, встать с нами за вольность и в разорение себя не отдать… Нам дело до бояр и панов, которые неправдой живут, а нас всех обижают… Прошу войско учинить нам помощь, дать походные пушки и вкупе с нами стоять, как было искони между нами, казаками, единомысленное братство…

– Любо, любо, атаман! – закричали запорожцы.

– Станем заедино с донскими казаками!

– Дадим помощь! Дадим пушки!

– Побьем панов и арендарей!..

Кошевой Финенко, не раз сердито поднимал палицу, насилу остановил крикунов:

– Негоже, лыцари… Нынешней зимой в поход подняться невозможно… Потому казаки наши ныне на государевой службе. Ежели мы поднимемся, их всех в Москве задержат.

Но кошевому долго говорить не дали. Сиромашные закричали:

– Сам ты негож!

– Покинь, скурвый сыну, кошевье, бо ты уже казацкого хлиба наився…

– Ступай прочь, ты для нас негоден.

– Положи палицу! Положи!

Кошевой повиновался. Бросил на землю шапку, положил палицу, поклонился товариству, отошел в сторону. Громада продолжала буйствовать. Старики напрасно пытались удержать сиромашню:

– Ой, лихо всем будет, коли не послухаете кошевого…

– Нема на всим свити того лиха, шоб мы его боялись! – крикнул Лунька Хохлач.

– К нечистой матери старых дурней! – задорно подхватил другой казак. – Костю Гордеенко треба просить…

– Костю… Гордеенко… – подхватили сотни глоток.

– Симонченку! Горбатенку!..

– Гордеенко! Гордеенко! Костю!

Выкрики продолжались долго. Все казаки, имена которых были названы, уходили в свои курени. Кондратий Булавин, по-прежнему стоявший в круге, довольно жмурился.

Сиромашные своего добились, выбрали Гордеенко.

Десятка два казаков отправились к нему в курень сообщить волю товариства. Зная обычай, Костя сначала от чести отказался. Тогда двое казаков взяли его под руки, остальные стали толкать в бока и спину, приговаривая:

– Иди, иди, собачий сын, бо нам тебя треба, ты теперь будешь наш батько…

Войсковой довбыш ударил в литавры. Запорожцы окружили нового кошевого. Иные, подходя к Косте, мазали его бритую голову грязью, не забывайся, мол, на высоком месте.

Костя кланялся, благодарил:

– Буду чинить, панове, по вашей воле и по старым лыцарским обычаям…

– Так, батьку, так и чини, – отвечали довольные казаки.

– Будь здоровый да гладкий!

– Дай тоби боже лебединый вик да журавлиный крик!..