Донские перекаты

В середине октября 1941 года, почти через 130 лет после памятного Бородинского сражения, русские войска – сибиряки и дальневосточники, столичные ополченцы, курсанты Московского военно-политического училища имени Ленина, танкисты трёх немногочисленных танковых бригад схлестнулись в жёсткой схватке на поле Бородина с иноземными захватчиками и не посрамили славу русского оружия. Ожесточённые бои, доходившие до рукопашных схваток, длились здесь почти неделю. Старинные деревеньки по нескольку раз переходили из рук в руки, пока не превратились в пепелища. Фельдмаршал Бок, две недели топтавшийся под Можайском, так и не смог продвинуться по Минской автостраде к Москве. Он решил изменить направление главного удара с запада на северо-запад, тем более что рокадная дорога с твёрдым покрытием позволяла в осеннюю слякоть быстро преодолеть расстояние до Москвы, если упрямые русские не остановят его танки на полпути. Именно так и случилось. Не успели войска Бока двинуться в путь, как получили по боку от говоровской 5-й армии, которая по приказу Жукова нанесла контрудар в районе Волоколамск – Москва, задержав на 10 суток продвижение 40-го моторизованного корпуса фашистов. Этот контрудар одновременно облегчил положение 16-й армии К. К. Рокоссовского, которая обороняла Волоколамск.

Вскоре на подмогу из Казахстана прибыла 136-я стрелковая дивизии генерала И. В. Панфилова, ставшая известной всему миру именно в боях за Москву. Комдив Панфилов поступил очень умно. Пока позволяла фронтовая ситуация, он не вводил свою дивизию в бой, занимаясь около месяца по 12-14 часов в сутки муштрой новобранцев, что не замедлило сказаться на результатах боёв. Не случайно командир 5-го армейского корпуса гитлеровцев генерал Руоф в докладе Боку от 23 октября отмечал: «316-я русская дивизия… имеет в своём составе много хорошо обученных солдат, ведёт поразительно упорную оборону… Её слабое место – широкий фронт расположения». К концу октября на Можайской линии обороны враг был остановлен в 70-110 километрах от Москвы.

Однако операция «Тайфун» (так Гитлер закодировал наступление на Москву) не была доведена до конца, и 30 октября фюрер издал приказ о её продолжении, суть которого заключалась в том, чтобы «двумя подвижными группировками нанести удар по флангам Западного фронта и, обойдя столицу с севера и юга, замкнуть кольцо окружения восточнее неё, в районе Орехово-Зуево, Коломны. Охватить Москву с севера должны были соединения смежных флангов 4-й и 9-й армий, а с юга – 2-я танковая армия»[10]. Советский Генштаб предполагал такое развитие событий.

К этому времени Красная Армия научилась сражаться с танковыми соединениями Гитлера и почувствовала вкус победы в локальных операциях. Советское командование намеревалось нанести главные удары из районов Волоколамска и Серпухова и укрепляло эти направления. Здесь сосредоточивались основные силы Западного фронта и стратегические резервы. На западное направление Ставка перебрасывала соединения с Дальнего Востока, из Сибири, Средней Азии и других регионов. Одновременно шло формирование 9 резервных армий в составе 59 стрелковых и 13 кавалерийских дивизий, 75 стрелковых и 20 танковых бригад. Дополнительно формировалось народное ополчение. Москвичи организовали 25 отрядов истребителей танков и 169 особых боевых дружин для ведения уличных боёв. Продолжалось строительство оборонительных сооружений внутри столицы, составлявших несколько рубежей. Последний состоял из трёх позиций, проходивших по окружной железной дороге, Садовому и Бульварному кольцам. Формировались сапёрные армии. К январю 1942 года их было уже десять.

Невзирая на сложную обстановку под Москвой, для укрепления морального духа страны Сталин рискнул провести 7 ноября парад, который несколько отличался от традиционного. На нём не было военной техники, которой не хватало и на фронте, а парадирующая армия отправилась с Красной площади не за праздничные столы, а прямиком на боевые позиции. Говорят, что Гитлер, узнав об этом, пришёл в бешенство. Он метал громы и молнии на сталинскую голову и, брызжа слюной, поносил самыми площадными словами командующего ВВС Германии Геринга. Досталось и Рихтгофену, который командовал 4-й воздушной армией. Правда, заочно, потому что он в это время находился на фронте.

– Я день ото дня жду от них рапорта о том, что Москва перестала существовать, а они, как выражаются русские, не мычат, не телятся, – кричал он в штабе сухопутных войск, не сдерживая себя. – Русских надо бомбить, бомбить и ещё раз бомбить! Если вы с вашими зажравшимися генералами, – обратился он к Герингу, – не уничтожите русскую столицу, я расстреляю вас собственными руками.

Даже придя домой, он не мог успокоиться и сорвал зло на Еве, замахнувшись на неё, чего никогда не делал. Чтобы успокоить мужа, Ева Браун вынуждена была использовать все запасы своего очарования, не слишком великие.