Допетровская Русь. Исторические портреты.

Царь готов был наказывать за неосуществлённые предсказания и астрологические прогнозы, за колдовство и наведение порчи. Многие историки эти сведения о царе, почерпнутые из мемуарного и эпистолярного наследия иностранцев, так же как и информацию о страшных подробностях казней в период опричнины, оценивали глазами нашей современности. Поведение Ивана IV воспринималось как свидетельство его психического нездоровья. А некоторые откровенно характеризовали его как полоумного тирана. Психопатологи помогали историкам «уточнить диагноз» болезни Ивана IV — «паранойя» (однопредметное помешательство), «дегенеративная психопатия» (неистовое умопомешательство). По этому поводу ещё историк С. Ф. Платонов говорил; «Нет оснований верить медикам, когда они через триста лет по смерти пациента, по непроверенным слухам и мнениям... ведут нас к тому, чтобы признать Грозного больным и совершенно невменяемым человеком... Медики сочли Грозного помешанным выродком, тогда как современные ему политики считали его крупной политической силой даже в самые последние годы его жизни».

В мемуарах современников Ивана Г/ указывалось на излишнюю подозрительность его, на опасения быть отравленным. И это тоже некоторые историки считали проявлением его нервных заболеваний. Но предчувствия Ивана IV не были беспочвенны. В 1963 г. в связи с реставрационными работами в Архангельском соборе Московского Кремля вскрывались гробницы Ивана IV и его сыновей Ивана и Фёдора. Выяснилось, что и сам царь, и его сын Иван подвергались отравлению неоднократно. В их костях обнаружено большое количество ртути ^{141}.

Грозным называли в России не только Ивана IV, но и его деда — Ивана III. Об этом прочно забыли потому, что, как отмечал Н. М. Карамзин, Иван III был Грозным для врагов и умел подавлять свою «природную жестокость во нраве... силою разума». По мнению Н. М. Карамзина, Иван IV не умел её «подавлять».

Н. И. Костомаров считал Ивана IV во второй половине его правления просто явным тираном, но С. М. Соловьёв, историк так называемой государственной школы, настаивал на мнении, что Иван IV был первым царём не только потому, что первый принял царский титул, но и потому, что осознал всё значение царской власти. Политика Ивана IV была прогрессивным явлением и способствовала укреплению Русского государства.

В иконографии XVT-XVH вв. царь изображался с нимбом ^{142}, например на фреске Грановитой палаты Московского Кремля, на фреске Новоспасского монастыря. Существует предположение, правда, во многом гипотетическое, что на огромной (144X396 см) картине-иконе «Благословенно воинство небесного царя» (1550, из Успенского собора Московского Кремля) ^{143}в центре изображён Иван IV. Он отождествляется с образом «Небесного царя». Есть свидетельства, что Пётр I принимал Ивана IV «за образец благоразумия и храбрости» и почитал его за «великие заслуги» в государственной деятельности.

Современные историки отмечают, что в сталинский период образ Ивана IV идеализировался. Это заметно не только в научной и учебной литературе, но и в киноискусстве. Режиссёр С. М. Эйзенштейн талантливой рукой мастера показал образ мудрого царя в борьбе с врагами России. И всё же и в России, и за рубежом Иван Грозный, как правило, ассоциируется с образом тирана, беспощадного деспота и убийцы — даже собственного сына (в Третьяковской галерее у картины И. Е. Репина можно в этом убедиться), хотя достоверных источников по этому поводу нет.

Но именно Н. М. Карамзин — убеждённый монархист, придворный историограф и при этом честнейший человек, автор многотомного труда «История государства Российского», первым из исследователей посмел живописать ужасы тирании русского монарха (!) — Ивана IV. Александр I так доверял Карамзину, что его «История...» не подвергалась цензуре. Она стала заметным явлением в русской культуре. А. С. Пушкин, сам увлечённый «Историей...» Карамзина (что, как известно, отразилось на его творчестве), не случайно назвал её автора «последним русским летописцем», создавшим не строго научное, а историко-литературное произведение. Карамзин действительно не пренебрегал «преданьями старины глубокой» в качестве исторического источника. Весьма важны для оценки его труда и другие слова Пушкина: «Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка Колумбом». Были и до него известные историки, но карамзинский труд был написан живым, образным, доступным для понимания широкого круга читателей языком, с опорой на большое количество источников, включая и иностранные свидетельства описываемых событий. Все, кто был грамотным в тогдашней России, с таким интересом и усердием читали каждый очередной том этого труда, что пустели улицы городов ^{144}.

А в то время, когда вышел том, посвященный Ивану IV опричного периода, уже существовали тайные общества будущих декабристов, где созревали протествые антимонархические порывы ^{145}.