Доплыть до грота

Хорошо, что все это случилось до того, как к нам в класс пришел Данил.

Я вообще не представляю, как мы раньше без Данила жили! С ним же все в сто раз интереснее! Он, например, угощал меня сосульками:

– Самое чистое безглютеновое мороженое!

И правда было так вкусно!

Он мог позвонить, если ему где-нибудь встретился красивый листик:

– Около цветочного магазина сумасшедшей красоты лист лежит! Давай скорее, я его караулю.

И я бежала! И его листья всегда были умопомрачительные.

Особенно много их накопилось к ноябрю. Я люблю ноябрь. Он темный, хмурый, молчаливый. Воздух жгучий и кусачий, пахнет зимой. Мама печет мне специальные вафли на завтрак и варит глёке. Это такой финский напиток из сока и пряностей.

В ноябре у Лерки день рождения. Мама давно уже не готовит общий безглютеновый торт на все детские дни рождения, куда я приглашена. Она знает, что теперь у меня хватает мозгов, чтобы не есть обычные торты. Я научилась пить чай с фруктами. С яблоками, например, очень вкусно.

В этом году Леркины родители сделали ей умопомрачительный подарок: разрешили позвать ребят на настоящую вечеринку! Наготовили всего, а сами ушли. Лерка пригласила весь класс.

– Оторвемся! – радовалась она.

Но все было как обычно. Сначала ели, потом играли в «Твистер» и «Крокодила», потом танцевали. Мы с Данилом даже станцевали два медленных. В шутку, конечно, мы же не пара – просто так, дружим. Он и с Леркой потом танцевал, и это было немножко смешно, потому что Лерка выше Данила. После танца они долго на балконе стояли и говорили. Я тоже хотела к ним выйти, но меня что-то отвлекло, кто-то что-то спросил, а потом я случайно отгадала слово в «Крокодиле», пришлось идти играть…

Потом принесли именинный торт.

Лерка задула свечки.

Все уже выпили чай, и кто-то стал опять танцевать, девчонки фоткались, Вадик с Катей убежали целоваться в соседнюю комнату, а Лерка вдруг пристала:

– Галь, съешь тортик.

Я даже виноградинкой поперхнулась.

– Ты чего? – говорю. – Мне же нельзя.

– Да ладно тебе! – смеется Лерка и сует мне прямо в рот кусок торта.

Я тоже смеюсь, но сжимаю губы. Это почему-то раззадоривает Лерку, и она еще сильнее тычет мне в губы свой торт дурацкий. Кто-то делает музыку громче. Прямо вот очень громко. Я все еще пытаюсь смеяться сквозь сомкнутые губы, но мне делается вдруг страшно. Я замечаю, что все толпятся вокруг нас и в глазах – настоящий азарт. Будто бы даже кричать начинают:

– Давай, Лер, накорми ее! Давай! Да здравствуют тортики и булки, долой бэгэ!

Или это музыка так орет и мне кажется?

Вдруг кто-то хватает меня за руки сзади. Так сильно, и захват такой, как наручниками, сразу ясно, что парень. И кто-то еще держит мой лоб, и голову, и плечи. Они словно связали меня своими руками, липкими от крема, и суют мне в рот какие-то сладости, и я ору, потому что они психи что ли?! Они же всё про меня знают, мы же вместе учимся с первого класса! Они же сами всегда термос мне приносили, если я забывала в столовой! Мама каждому из них на день рождения безглютеновый торт пекла, когда я маленькая была! Да они что?!

Вокруг меня стена. Стена из одноклассников. Я ищу глазами Данила и не нахожу. Я кричу, и рот мне тут же затыкает сладкий комок, и все кричат «ура», и засовывают в меня еще и еще, и я глотаю, потому что иначе задохнусь. Щеки у меня жирные и сладкие, куски крема падают на платье. И всё держат и держат меня чьи-то руки, они все так счастливы, что им удалось меня накормить тортом, эклерами, всем тем, чего я не ела никогда в жизни, сделать меня такой же, как они, пусть ненадолго, пусть насильно, ура, ура, они запихнули в меня весь этот глютен…

– Ну вот видишь! – говорит Лерка. – И ты даже не умерла.

Я вырываюсь и прячусь в туалете. Я хочу, чтобы меня вырвало, но я не умею вызывать рвоту, не могу засунуть два пальца в рот. Это выше моих сил.

Эклеры вкусные. Торт тоже. Но во рту у меня горько и мерзко, как будто меня накормили блевотиной. У меня кружится голова. Я не умерла. У меня даже ничего не болит.

Как пьяная, выхожу из Леркиной квартиры и плетусь домой. И только у подъезда меня вдруг скручивает рвота. И я замечаю, что не обулась, выбежала в колготках. Я сползаю по стенке у подъездной двери и плачу.

Конечно, я не умерла. Я вообще буду жить долго и счастливо. Я объеду весь мир. Я нарожаю много детей. Во рту у меня так противно, что хочется вырвать язык и все зубы, ну или хотя бы наесться холодного снега. Но сейчас начало ноября и снега еще нет. Сухой серый асфальт, сухие коричневые газоны. Соседка тетя Наташа идет с работы, видит меня, охает и, ничего не спрашивая, заводит в подъезд.