Дополненная реальность. ARoman

Увлекаясь прежде всего путешествиями, едой и различного рода приобретениями, люди тогда не только не стеснялись этого, выставляя свои потребительские достижения на показ всё в тех же социальных сетях, но еще и имели заблуждение, будто мир вокруг с каждой секундой невероятно усложняется в связи всё с тем же экспоненциальным ростом информации, потребляемой индивидом ежедневно, ежеминутно, ежесекундно. В отсутствие базовых законов развития информации, открытых на десяток лет позже, людям тогда не было очевидно, что наращивание количества простой информации никак не может привести хоть к какому-то усложнению мира, и даже с точностью до наоборот – приводит лишь к его упрощению в строгом соответствии со вторым законом Иезекииля-Липкина.

Следует особо отметить высокое значение, которое люди придавали тогда перспективам виртуальной реальности. Считалось, будто весь мир вот-вот станет виртуальным, и люди будут жить и работать в виртуальных пространствах. Здесь стоит сделать отступление и сказать, что по последним исследованиям это было время с максимальным коэффициентом МАТЕО за всю историю человечества. К примеру, люди тогда воспринимали теорию эволюции как само собой разумеющуюся истину, а подавляющее большинство человечества даже не подвергало ее сомнению. Напомню, что эта крайне недихотомичная теория, которая сегодня уже, кажется, совершенно забыта, настаивала в том числе на том, что поведение человека детерминировано тремя первичными инстинктами, а именно – питания, размножения и доминантности. И вот люди того времени, которые верили в детерминированность человека инстинктами питания, размножения и доминантности, в рассуждениях о перспективах виртуальной реальности как будто забывали о том, что три главных инстинкта никак не могут реализоваться в виртуальном мире, а стало быть, виртуальный мир ни при каких обстоятельствах не может заменить реальный, а единственная судьба виртуальной реальности – это стать удобным прикладным инструментом для решения разного рода задач, коим она и стала в наши дни. Правда, уже в строгом соответствии с более современными научными теориями, построенным по принципу превышения критерия минимально допустимой дихотомии. Тогда же о необходимой дихотмичности теорий речи и вовсе не шло. Сейчас это трудно представить, но считалось, будто научная теория тем более верна, чем более она однозначна и менее противоречива. И это при том, что уже тогда люди знали, что свет – одновременно и волна, и частица. Однако в те времена они еще не догадались распространить принцип дуализма на все научные теории. Теперь нам кажется абсолютно очевидным, что любое явление не может трактоваться однозначно, но тогда люди действительно думали, будто однозначность – есть необходимое условие существования теории, при том, что «инь и ян» был едва ли не самым растиражированным в массовой культуре древним символом.

И даже когда Хэмильтон выпустил своего «Теолога-атеиста», научные элиты еще долго сопротивлялись введению коэффициента дихотомии и определению его критического минимального значения для принятия той или иной теории. Когда же это наконец было сделано, и теория эволюции, и нелепое стремление к демократии, и многие другие, очевидно, надуманные и нежизнеспособные научные конструкции отвалились сами собой, оставшись лишь памятниками заблуждений человечества.

К слову, тогдашняя общественная мысль в части устройства социума также немало удивит современного человека. В то время люди докатились даже до признания идеи общего равноправия, то есть вопреки всем уже существовавшим в то время достижениям культуры, науки и религии, общество открыто признавало, что люди равны, а от того следует наделить их равными возможностями и правами. Тогда еще не был открыт закон Пушкина-Тюринга, который доказал бы людям, что равенство возможно лишь на минимальном пороге насыщения, то есть, говоря простым языком, лишь если у всех субъектов системы все будет одинаково плохо.