Дополненная реальность. ARoman

Вдруг помощница поймала взгляд Лёшуа, и очевидно, прочитала по нему все желчные мысли писателя. Все до единой. Точно прочитала, ведь это было ключевой компетенцией подобных сотрудников – уметь считывать эмоции, читать между строк и понимать не артикулированные сигналы. А Лёшуа скрывать эмоции вообще не умел, поэтому он зарыл взгляд в свой гаджет и больше его оттуда не показывал.

После часа ожидания олигарх вновь пригласил помощницу и Лёшуа в кабинет. В результате разговора выяснилось, что Лёшуа необходимо написать несколько рассказов, которые бы дискредитировали деятельность политика по фамилии Камазов. Камазов был самым известным в то время политическим деятелем, представлявшим реальную оппозицию власти. Он использовал социальные сети для разоблачений чиновников самого высокого уровня, включая высшее руководство страны. Камазов проводил антикоррупционные расследования, из которых было отчетливо видно, в каких масштабах чиновники и власть обворовывают страну. Надо сказать, Лёшуа симпатизировал Камазову. Ему нравился этот молодой, современный, активный и сильный человек. Лёшуа считал его героем, так как он делал правильное дело, раскрывая и придавая огласке коррупционные преступления. Камазов соответствовал образу молодого успешного руководителя бизнеса, только занимался он не бизнесом. Во всяком случае, так думал Лёшуа.

– Но почему я? – со смесью растерянности и гордости спросил Лёшуа.

Помощница взглядом дала хозяину понять, что отвечать на этот вопрос не стоит, но Иннокент Маркович посчитал иначе и простодушно сказал:

– Я почитал твои рассказы в сети. Они мне понравились.

Гордость от признания столь влиятельной персоной медом растеклась по скованной страхом душе Лёшуа. С этими словами олигарх достал из тумбочки упаковку нерусских денег и бросил ее на стол натренированным движением, которое вербально можно было бы описать так: «На. Мне для тебя ничего не жалко, бери и цени мою дружбу, но при этом знай, кто твой хозяин.»

Иннокент приложил к жесту фразу:

– Здесь двадцать тысяч долларов за первый рассказ. За все остальные столько же.

Лёшуа не мог поверить своему счастью, но также понимал, что брать деньги нельзя ни в коем случае. Обе эти эмоции сразу проступили на его неподготовленном лице, причем первая явна доминировала. Однако, Лёшуа нашел в себе силы отказаться от денег.

– За литературу нельзя брать деньги, извините, я бесплатно напишу, – пролепетал начинающий новеллист.

Олигарх изменился в лице, причем в худшую сторону.

– Чё вы писатели §#@евы о себе возомнили? Вы чё, реально думаете, что вы какие-то особенные? Что писульки всякие калякать это круче, чем быть инженером, директором, производственником? Вы о@#§ли что ли? Вы пойдите вон в цех к рабочим, к труженикам, и скажите им это!

При приближении с словам «рабочие и труженики» гнев олигарха становился все более праведным. Он как бы искренне сочувствовал труженикам, чей труд так сильно недооценивается со стороны вонючих литераторов.

– Нельзя деньги брать! – продолжал олигарх уже голосом депутата из числа почвенников. – Писанина – такая же профессия, как все остальные. Понял? И за нее нужно платить. Я не знаю, что там про меня п@#§ят, но у меня никогда люди бесплатно не работали! Ясно, б@#§ь?

В последствие Лёшуа несколько раз проигрывал в голове эту судьбоносную встречу, и представлял, как он мог ответить олигарху – как красиво он мог бы это сделать. Но сейчас он единственное, что не обмочился, и не принять деньги уже просто физически не мог.

– Если будут какие-то вопросы – к Глафире, – снова сменив гнев на милость, указал на помощницу олигарх. Глафира презрительно кивнула.

– Б@#§ь! – вдруг заорал Иннокент Маркович, и нажал на одну из многочисленных кнопок настольной телефонной системы. Пока шло соединение, он жестом попросил Лёшуа идти. Лёшуа нерешительно взял пачку денег, закинул ее в свой рюкзак и двинулся к выходу из кабинета.

– Паша, что там у нас, б@#§ь, по факторингу? – орал олигарх в трубку.

До того, как переступить порог, Лёшуа успел услышать, как некий Паша отвечает великому и ужасному олигарху дословно следующее:

– Иннокент Маркович, я не могу сейчас говорить, у меня совещание. Я наберу, как освобожусь.

Лёшуа поразило то, что в системе олигарха существуют люди, которые могут отвечать Иннокенту подобным образом.

– Ну че? Думаешь, прокатит? – тоскливо спросил помощницу олигарх, когда Лёшуа вышел.

– Глядя на него, я ни в чем не уверена, – повинуясь стратегии автоматического принижения всех, имеющих доступ к хозяину, ответила Глафира.

– Он, конечно, придурок, но все писатели такие. Не от мира сего, – философски заметил Иннокент Маркович.

Глафира давно привыкла к тому, что молчание Иннокента Марковича – есть признак крайнего одобрения чего-либо. А если олигарх что-то скептически полу одобряет, то это означает, что он в полном восторге, поэтому фразу о понравившихся рассказах она сочла излишними похвалами, не способствовавшими успеху начинания, о чем и сообщила хозяину.