Дополненная реальность. ARoman

Если бы Лёшуа знал, что подобная процедура является для олигарха стандартной, что она наряду с прижатыми к полу креслами вокруг фаллического дубового стола, является действенным инструментом превращения человека в подгнившую свеклу, в истощенное безвольное существо накануне важных переговоров, то Лёшуа, скорее всего, пережил это время проще.

Теперь же по истечение пяти часов он подобно бегуну, открывающему в себе второе дыхание, вдруг обнаружил в голове мысль. И мысль эта была по истине гениальной.

– А что, если написать роман о том, как человека осудили на смертную казнь, но не сказали, когда приговор будет приведен в силу? – думал иссушенный огрызок некогда сочного головного мозга Лёшуа. – И вот он живет в тюрьме… и какие-то люди с ним общаются… и он просит, чтобы ему назвали дату, а ему не говорят.

Следующая ослепительная мысль вполне могла бы убить, совершенно не готовый теперь к каким-либо мыслям, мозг Лёшуа, ведь величие замысла начинающего писателя было бесспорно. Оно подтверждалось хотя бы тем, что такой роман уже был написан одним из самых одаренных литераторов двадцатого века, а может, и всей человеческой истории.

Но, к счастью, новая разрушающе прекрасная мысль не успела посетить Лёшуа, так как секретарша наконец пригласила его войти в кабинет. Встав с кресла, Лёшуа вдруг ощутил себя узником концлагеря. На подкашивающихся трухлявых ветках, бывших некогда ногами Лёшуа, с гудящей головой, учащенным сердцебиением и тошнотворной пустотой в желудке он направился к двери.

Подобным образом он чувствовал себя лишь однажды. Когда признавался в любви однокласснице, зная заранее, что шансов нет. Эта подсознательная параллель позволила Лёшуа расслышать в своей голове едва пробивающуюся хилую нотку счастья в грохочущей симфонии страха и отчаянья. Уловив в себе эту нотку, он постарался сконцентрироваться на ней, и вот она вдруг захватила все его существо. Открывая дверь в кабинет, он слышал лишь эту мелодию подлинного мажорного счастья. Лёшуа объяснил парадоксальность его нынешнего состояния счастья тем, что самое страшное уже позади. Что уничтожающее ожидание закончилось, и теперь всё наконец решится. И как бы оно ни решилось для него, это всё лучше, чем ожидание.

Но за дверью его ждал новый удар. В кабинете никого не было. На «пенисе» стояло несколько бутылок самой дорогой в мире минеральной воды, шкаф за креслом содержал в себе большую библиотеку, в которой были перетасованы книги об удобрениях, великие шедевры мировой литературы, цитатники главных философов древности и фолианты о российской истории. Полки были уставлены различными статуэтками, чуть выше лежала игра «Монополия удобрений», стилизованная под классическую Монополию – верно подарок олигарху от каких-то креативных ребят. Далее по полке следовали фотографии жены и детей Иннокента Марковича, следом лежала эксклюзивная коробка с шахматами. Сразу за шкафом висел вымпел со старыми советскими значками. Почти половина значков была посвящена гребле – любимому спорту олигарха, которым они занимался с детства, а теперь совершенно бескорыстно поддерживал национальную федерацию. Были и значки со спортивными разрядами, и с родным городом олигарха. В самом кресле, располагавшемся у основания «яичек», сидела гигантская плющевая горилла.

Горло Лёшуа пересохло настолько, что он, кажется, чувствовал рельеф каждой микротрещенки своей глотки. Некоторое время он стоял около двери, не решаясь ступить дальше. Горилла, кажется, была неподвижной, что внушало определенную надежду. Но сознание Лёшуа было теперь не вполне здоровым, от чего ему вдруг почудилось некое микрошевеление животного. Он не мог это точно подтвердить, но и опровергнуть тоже, а потому предпочел сесть за стол, ощутив всю свою ничтожность именно в ту секунду, когда его задница коснулась кресла с бесстыдно низкой посадкой.

Некоторое время он сидел, пытаясь верить, что внутри гориллы никого нет. В таком случае, даже если бы внутри кто-то и был, то у него появлялось оправдание. Мол, и подумать не мог, что там кто-то сидит. Он пытался сыграть это. Однако актерское мастерство и на этот раз подвело Лёшуа, и он не мог удержаться и не метнуть виноватый взгляд прямо в глаза горилле. Несколько раз он так его и метал. Затем каждый раз резко брал себя в руки и изображал, будто задумчиво смотрит на панораму города в окнах.

Наконец немигающий пристальный взгляд обезьяны пробил последние защиты, сильно истощенного Лёшуа, и он смирился. Он стал смотреть на гориллу виноватым потупленным взглядом, изредка отводя его в пол или на окно. Ему хотелось заговорить с гориллой, искренне извиниться, признаться во всем и намекнуть на свою полную невиновность, но говорить с, возможно, неодушевленным предметом было странно, и вместо слов из уст Лёшуа вырвалось не то кряхтение, не то урчание.

– Ну что? П@§#ец? – спокойно спросил олигарх, выходя из ванной комнаты.