Пашка был настолько плох, что это наконец-то приметила и признала мать. Она откопала градусник, сунула полуживому сыну под мышку, нашла температуру тридцать девять и несколько сменила гнев на милость. Но Пашке было уже пофиг. Он спал.
И спал почти четыре дня. Пропустил воскресную работу, а потом и школу. Какие-то грани соображаловки проклюнулись в башке только к вечеру среды. Пашка осторожно выпил оставленный мамкой бульон, морщась, потому что горло всё ещё болело, написал Ритке, а потом продублировал мойщику, извиняющийся текст, ответил на лавину сообщений Пионовой и Толика.
В игрухе впервые не появилось никаких достижений. Похоже, она дулась за то, что не выполняется земельно-подушковый квест. Пашка подумал сходить к Зинке, но потом едва дополз даже до уборной, и похерил этот план. Написал и ей извинительное сообщение, потому что дала она ему на прощание свой мобильный номер для коммуникации. Зинка ответила сожалея, что он заболел, порекомендовала имбирный чай и обещала объяснить всё, что Пашка пропустит.
Ей что, делать нечего в свободные часы? Вот Пашка, например, будучи временным автомойщиком, ну ни в жизни бы после работы не захотел помыть дополнительную машину, да ещё и бесплатно! Странная она, всё-таки.
Но какой бы странной Зинка ни была, а землю ей подсыпать не хотелось. И решил Пашка провести эксперимент. Взял пакетик из кармана куртки, повертел нерешительно в руках, но потом-таки сунул под свою подушку. Если чё херовое произойдёт, покажет, там, скажем, приложуха ухудшение здоровья, например, выкинет землю к чертям собачьим. Или лучше: сунет вместе с пакетиком в подушку в понедельник, получит баллы, а в среду вытащит обратно и в унитаз спустит. Вот.
Работает всё-таки у Пашки кумекалка!
Он проверил внимательно все свои показатели, даже в тетрадь переписал. И улёгся, хотя стало ему сразу тревожно. Спать уже не хотелось. Да и отвечать, к тому же, начала Пионова. А потом вдруг написала такое… Что к Пашке сегодня в гости зайдёт, проведать!
Он так и ахнул.
Обозрел сначала свою захламлённую комнату, понюхал заложенным носом воздух. Казалось, что кошаком не пахнет, но это он, скорее всего, привык. К тому же, бардак и убожество — ещё полбеды. Ведь если Пионова зайдёт в гости, её как пить дать увидят предки! Они вон уже через пару часов с работы подтянутся!
Пашка хотел написать, что боится её заразить, но потом представил, как круто было бы Люську увидеть. И проведывать больных — это уже того, настоящие отношения.
Кое-как поднявшись, он принялся за уборку. Собрал вокруг кровати полупустые тарелки и чашки, какой-то мусор и лекарственные коробки. Потом вообще взял и снял провонявшее потом бельё. Приволок новое — и чуть не помер, пока воевал с пододеяльником. И как мамка делает это так ловко и быстро?
Сгрёб в стол всё, что валялось сверху, запихал в шифоньер шмотки со стула и братовой кровати, которую теперь использовал как полку. Потом намочил наволочку и вытер пыль, где углядел. Оценил комнату. Всё равно была она какая-то ублюдочная.
Пашка полез за пылесосом. Стержень сдрыснул в неведомые дали, а он собрал мусор по ковру и под кроватью даже, хотя навряд ли Пионова туда заглянет. Потом пришла в Пашкину голову страшная мысль, что она может на кухню пойти. И так-то логично будет угостить её хотя бы чаем.
Но мыть посуду было уже слишком, к тому же чувствовал Пашка себя всё ещё хреново. Потому он взял две чашки, сахарницу, положил в чашки пакетики, налил в чайник воды и всё это (чайник вместе со шнуром) отнёс к себе в комнату, выставив на освобождённом столе. Порылся на кухонных полках и насыпал в пиалу печенье и какие-то карамельки.
Лёг.
Вскочил, сбегал на кухню, нарезал на блюдце лимон, и принёс на стол тоже. Лёг опять.
Неведомо, что больше поразило Пашкиных родителей впоследствии: явление Люси Пионовой к одру болезни непутёвого сына, или та самая невероятная уборка. Мать настолько обалдела, что даже относиться к Пашке начала как-то иначе. А отец, когда Люська ушла, оставив два кило апельсинов, вообще пришёл и пожал Пашки руку, да ещё и денег дал целый косарь, раз у сына появилась такая девушка.
А до того и вообще было чудесно. Пионова, правда, нацепила голубую медицинскую маску, да ещё и сказала, что нос какой-то там мазью намазала, но зато, благодаря этим предосторожностям, просидела она у Пашкиной кровати почти три часа. И была такая весёлая, позитивная и… соскучившаяся. Пашка глазам своим не верил, если честно. Всё боялся, что вот-вот проснётся от этих чудес никому не нужным, как и раньше, лохом.
Люся рассказывала, как болела в прошлом году воспалением лёгких почти целый месяц, и как ей было скучно. Обещала заходить, если не каждый день, то через день точно. Принесла Пашке какую-то книгу и уверяла, что она ему очень понравится (хотя кому придёт в голову во время болезни читать, он понятия не имел). В общем, вела себя как в кино! Потому что к заболевшему бабы не шастали даже к Серёге. Хотя было их у него пруд пруди.