Словом, все эти нежности ценности не представляли, и следовало поскорее исчезнуть, чтобы через некоторое время при надобности опять появиться и продолжить разговор на правах хоть и случайного, но старого знакомого. Разумеется, в том случае, если мне удастся собрать достаточно информации о Посвященных.
Я заторопился. Все же на прощание у меня хватило галантности спросить, как зовут мою очаровательную собеседницу. Ее звали Эйола.
Первым делом, выйдя на дорогу, ведущую к городку, я запросил транслейтер, свойственно ли данному языку такое звукосочетание, как «Артем». И транслейтер отрапортовал, что не свойственно.
Дорога была пустынна. Надо полагать, что до города я добрался незамеченным.
И, как ни странно, первым делом выяснил, что такое Посвященные.
Я набрел на городской либрарий. Это что-то вроде библиотеки, только в комплексе с мастерскими для ваяния и музыкальными кабинетами. Я бы проскочил мимо, но меня остановили двое мужчин в расцвете лет и сказали, что сегодня их посетило в либрарии душевное просветление — они прочли изумительные стихи, очаровательно гармонировавшие с цветом листа, на котором написаны. И любезно сообщили название зала, где эти стихи висят на стенке.
Через этот зал я попал в другой, где собрана информация насчет общественной жизни и порядка.
Ну, что касается Посвященных... У них, ребята, есть такая организация, которая ведает всеобщим семейным счастьем. Свадьба там — это праздник для всего города. Каждый житель обязан иметь семью и потомство. Если он лет этак до двадцати пяти не навесил на себя эту обузу, то дальше его судьбой занимается местное отделение этой организации. Ему подыскивают подходящую партнершу, ей — партнера, проводят разъяснительную работу, если надо — устраивают архиромантические свидания на берегу прелестного озера и под восхитительной луной. Читая об этом, я за живот брался со смеху, представляя, как бы меня эта организация обрабатывала.
Ну, а с Эйолой дело обстояло так. Женщина, не желающая вступать в брак, могла прийти и заявить примерно следующее — мол, было ей видение прекрасного пришельца, и она хочет всю жизнь его ожидать. Ей дают проверочный срок, и если она настаивает на своем решении, ее оставляют в покое. Иногда такие Посвященные отказываются от ожидания и выходят замуж, но очень редко. О том, дождалась ли хоть одна своего пришельца, информации в либрарии не было. Еще я узнал, что все к ним относятся с величайшим уважением, ибо они воплощают тайное стремление каждого всю жизнь мечтать о недоступном идеале.
Меня вся эта петрушка откровенно развеселила, и я даже решил — если ко мне, обратив внимание на мой брачный возраст, начнут здесь приставать насчет женитьбы, я тоже объявлю себя Посвященным! Буду первым мужиком в этом сословии и тем прославлюсь на всю планету.
Информация о Посвященных была первой, на которую я напоролся. Потом я занялся делом. Пустился, так сказать, в исторические изыскания. Попутно поглядел, не выплывет ли где Приют Небесных Детей. А заметил вот что — информация обо всем, что делалось больше сорока лет назад, отсутствует совершенно. То есть стихи имелись за последние шестьсот лет, кажется, решительно все, и картинок, изображавших милые девичьи личики тысячелетней давности, я тоже обнаружил прорву, но ничего технического, ничего социального в этом странном либрарии не было. Правда, нечто в историческом жанре я нашел — сборник легенд об основании города и каких-то его покровителях, живущих в глубине озера. И ничего больше. Как будто чья-то решительная рука взяла и отрубила все прошлое.
Смотритель, глядя на мои штудии, что-то забеспокоился, и я понял, что на сегодня хватит.
Выйдя из либрария, я поразился — дневная жара уже спала, и на улицах городка было полно молодежи. Юноши и девушки, одетые в невообразимо изящные наряды, танцевали на площадках, а люди постарше прогуливались в парках и, к моему ужасу, пели хором, втягивая в круг всех мимо идущих.
Между деревьями был натянут кусок ткани, а на нем надпись: «Вас ожидает час воспоминаний о прекрасном и удивительном!» И указание, как найти ту самую аллею в парке, где соберутся любители повздыхать и поахать.
Я вспомнил, как Светозар угодил на птичьи похороны, и пошел — это все-таки было лучше, чем петь в хоре.
Там уже собрались чувствительные натуры, они сидели на траве вокруг лавочки, на которую взобрался выступающий. Он рассказывал о совершенно неповторимом восходе в горах, и все восхищались.
Потом слова попросил другой оратор.
— Красота природы неоспорима, — начал он, — но я расскажу об иной, несравненной красоте. Слушайте, поскольку я видел воистину прекрасное и удивительное. Может быть, никто из вас этого никогда не увидит.
Лицо у него было настолько серьезное и вдохновенное, что даже я без тени сомнения приготовился слушать.