Венди продолжала бормотать «papi», и я подумал, лежа между ее ног, что в этом заключено важное различие между нами. Когда у меня начался подростковый период, я пытался переодеваться в женскую одежду, как и она, но я в большей или меньшей степени сдался, тогда как она продолжила. И, основываясь на восклицаниях Венди, я сделал предположение, что все Королевы зовут своих папочек. Но поскольку я звал маму, то, может быть, я – не скрытая Королева, что было моей основной заботой, а может быть, просто – молодой джентльмен.
Я ненадолго перестал целовать ее груди и спросил мягко:
– Ты сказала «папочка», когда я целовал тебя?
Венди произнесла слово «отец» только один раз, но я переводил с испанского.
– Что? Я этого не говорила, – ответила она.
– Мне показалось, я слышал тебя.
– Ты слышишь всякие глупые вещи. – Венди отодвинулась, словно я обвинил ее в каком-то извращении. Может быть, она не говорила «папочка», и переводить «papi» с испанского было действительно глупо. В то время я не знал, что «papi» – обычный испанский термин, означающий проявление ласки. Все мои фрейдистские теоретизирования оказались бессмысленными.
Я снова прижал Венди к себе, поцеловал ее шею и потом груди. Она снова начала тяжело дышать от удовольствия. Я все делал правильно. Вдруг я заметил в отблеске телевизора на одной из ее грудей, рядом с подмышкой, разрез. Я не видел его раньше. Разрез был красным, покрытым струпьями. Поскольку я смотрел на него близко, он казался огромным. Испуганный, я оттолкнул ее.
– Что это? – спросил я и показал на рану. У меня будет СПИД, подумал я, я был в контакте с открытой раной.
– Проблемы с имплантатом. Это бывает, – сказала Венди с раздражением. – Схожу к доктору, он поправит.
Она повернулась ко мне спиной. Я старался размышлять здраво. Я не целовал эту часть ее груди, я сконцентрировался на сосках. Это был только маленький порез, в самом деле, может быть сантиметр, и он не кровил. Все в порядке, решил я.
Я чувствовал себя плохо оттого, что дважды за несколько минут оскорбил Венди. Она смотрела на беззвучные об – разы в телевизоре. Я думал, не попросит ли она меня уйти. Я положил руку ей на плечо. Она не отодвинулась. Я прижался к ее спине и зарылся лицом в темные волосы. Мы перекатились на другую сторону. Сквозь белье я прижался к ее ягодицам. Она двинулась назад, чтобы чувствовать меня. Я терся вперед и назад. Потом обхватил ее и сжал ее левую грудь. Она дышала восхитительно прерывисто. Все между нами было хорошо. Мы задвигались быстрее. Я поцеловал сбоку ее лицо.
– Ты хочешь быть моим мужем? – прошептала она.
Вопрос был искренним; она отчаянно хотела быть любимой и в эту минуту жаждала моей любви. Я почувствовал, как меня переполняют чувства из-за этой ее нужды, из-за ее беспомощности, но также из-за собственного тщеславия – лесть восхищала меня. Я эякулировал в свое белье.
Я крепко ее обнял и содрогнулся, потом мгновение или два лежал во тьме, которая наступает после оргазма. Но, едва очнувшись, я запаниковал, мне захотелось уйти. Неожиданно все стало убогим: молчащий черно-белый телевизор, раковина, высовывающаяся из стены, шиньон на крючке в шкафу. Я был в темной маленькой квартирке в буйнее с проституткой. Я сел и сказал:
– Мне пора идти.
Начал одеваться. Похоже, Венди не возражала. Она знала, что мужчины зачастую сбегают после того, как пришли, и из них не получаются хорошие мужья. Она надела халатик, вытащила из шкафа полотенце и без единого слова отправилась по коридору в ванную.
Пока я одевался, меня одолевали предчувствия, что автомобиль украли, что я заболею. Волны ненависти к самому себе омывали меня. Я вышел в коридор и, услышав звук душа, подумал, что нехорошо уйти не попрощавшись. Открыл дверь ванной. Она не задвинула занавеску. Тушь стекала с ее глаз черными полосами; это придавало ей вид плачущей женщины.
Она была красива, с этим ее лицом Софи Лорен, полными губами, блестящими грудями, гладким и плоским животом. Она задернула занавеску, чтобы я не мог видеть низ ее живота.
– Все в порядке, правда? – спросил я, как идиот, желая услышать опровержение.
Но Венди не слышала меня за шумом воды.
– Хочу вымыться, – сказала она. – Возвращайся к «Салли». Мы снова как-нибудь погуляем вместе.
Я закрыл дверь ванной и выбежал на улицу. Я был уверен, что автомобиль украли и что я заслужил потерю отцовской машины, но «паризьен» оказался на месте. Возникла новая проблема: как вернуться в Манхэттен.
Я двинулся вперед по пустынным улицам – было два часа ночи. Дважды мне попадались одинокие мужчины, но они не говорили по-английски. И снова у меня появилось это чувство, что тетушка наклонилась из окна и видит меня, отлично зная, что я приехал в Куинс не ради чего – то хорошего, тогда как долгие годы не мог набраться мужества навестить ее.
Около двадцати минут я ездил туда-сюда под эстакадой, высматривая указатели на Манхэттен или кого-нибудь, кто говорит по-английски, все время чувствуя себя виноватым оттого, что сделал, и вдруг на мою машину прыгнул лев. Я свернул к тротуару, резко нажал на тормоза.