Допрос безутешной вдовы

Мы зашли в магазинчик: кроме сонной толстенькой девчушки за кассовой стойкой, там никого не было.

– А вы себе что-нибудь покупать будете? – поинтересовалась моими гастрономическими планами Мураками.

– Нет. У нас на четырнадцатом всегда есть снедь: лапша быстрозавариваемая… – У меня перед глазами встал сегодняшний пенопластовый стаканчик Владимира Николаевича Селиванова, так и не сумевшего насладиться райским вкусом сублимированной корейской лапшички. – Чай есть, так что вы давайте сами…

Мураками взяла пластиковую оранжевую корзиночку и отправилась в консьюмеристическую экспедицию по «Санкусу», а я отошел к журнальной стойке и снял с полки первый попавшийся журнал. Журнал оказался порнографическим – в японском понимании этого низкого телесного искусства. На всех откровенных фотографиях гениталии как у мужиков, так и у девиц были старательно заретушированы, так что наша японская порнография требует определенного напряжения воображения – не как бездумные и демонстрирующие все на все сто процентов американские издания и фильмы.

– Вы что, порнографией интересуетесь? – опять где-то в районе моего локтя пропищала Аюми.

– А вы нет? – хладнокровно парировал я.

– Ну это мужчины обычно ею интересуются… – тихонько пролепетала она.

– А вообще-то у нас порнография запрещена, Мураками-сан! Вы же полицейский, вы должны знать! – назидательным тоном сказал я и открыл пошире перед ее носом журнальный разворот, на котором крашеная шалава оказывала приятные и разнообразные услуги сразу четырем суровым самураям.

– Ну я имею в виду такие вот журналы. – Она зачарованно смотрела на похабную, но колоритную картинку.

– Знаете, Мураками-сан, нормальных мужчин интересуют женщины, нормальных женщин волнуют мужчины, и если поддерживать этот интерес такими вот журналами, наверное, ничего страшного не случится. Вы так не думаете?

– Я думаю, что для женщин, которые мужчинами интересуются, здесь информации в два раза меньше, чем для мужчин о женщинах, – серьезно промолвила она, продолжая пялиться на чудеса сексуальной изобретательности своей соотечественницы.

– Как это?

– Ну как же! Посмотрите! И у мужчин, и у женщин все, что ниже пояса, белым закорябано, да?

– Естественно, – согласился я. – Я же сказал, что порнография у нас запрещена…

– Вот, – продолжила свою научно-популярную лекцию лохматая капитанша. – Зато все, что выше пояса, не закорябано, да?

– Ну!…

– Получается, мужчина может смотреть на женскую грудь, да? – Она посмотрела на мою грудь, потому что от усталости задирать голову выше уже не могла.

– Получается. – Я был вынужден опять согласиться с ней.

– А вот мы, женщины, этой радости лишены! – В ее мышиных глазенках вдруг проблеснула крысиная наглость.

– Чего это вы ее лишены? – Дело начинало принимать забавный оборот. – Пожалуйста, смотрите! Вон у этого гайдзина какая грудь волосатая! Смотрите и радуйтесь!

– Вы смеетесь, а я серьезно! – действительно серьезно сказала Мураками.

– Да и я серьезно! – попробовал отшутиться я.

– Нет, вы смеетесь! Вы же сами прекрасно понимаете, что обнаженная женская грудь у мужчины вызывает физиологическое желание, а мужская у женщины – как-то не очень.

– Ну тут вы не правы, Мураками-сан! Посмотрите вот на этого красавца, – ткнул я пальцем в первого попавшегося мужика в журнале. – Смотрите, у него грудь какая! Ни единого волоска – не то что у гайдзина! Гладкая, блестящая! Вам, например… Ну или вообще женщине разве не хочется к ней припасть?

– Я же говорю, вам только смеяться. – Она погасила появившийся было в ее глазках нездоровый блеск и поплелась к кассе платить за два онигири с маринованной сливой, пакетик арахиса и скромную баночку кофе с молоком без сахара.

Через три минуты мы уже подходили к гостинице, и я в душе радовался тому, что сумел внушить Аюми свое якобы непреодолимое желание проводить ее до дверей номера, а там, глядишь… Но на углу возле отеля ее нужно было возвращать с благословенных Дионисом небес на испоганенную Платоном землю.

– Вы до номера теперь сами дойдете, Мураками-сан? – спросил я ее, едва мы перешли через последний перед гостиницей перекресток. – А то у меня тут дело…

– Дойду, – надулась она. – А вы так и не соизволили сказать, что за дело…

– Да нехитрое дело, – улыбнулся я. – Хочу пойти проведать машину нашей с вами подопечной.

– Так давайте тогда и я с вами пойду. – Ей явно не хотелось со мной расставаться в эту зябкую, но спокойную октябрьскую ночь. – Может, я вам для чего сгожусь.

– Да, действительно, может, и сгодитесь, – согласился я, потому что вспомнил вдруг, что, кроме того, что Ирина Катаяма прибыла к нам с машиной «Мицубиси-диаманте», больше ничего про ее машину я не знаю. – Вы случайно номера ее машины не помните?

– Какой? У нее их много!

– Как это?

– Вы что, забыли, кто у нее муж? – логично напомнила мне Мураками. – Она в Ниигате на четырех ездит. Каждый день на разной – как королева автострады…

– Ну тогда «мицубиси», – смирился я с повседневными привычками жен наших автодельцов.

– «Паджеро» или «диаманте»?

– Ого, так у нее и «паджеро» имеется? – присвистнул я. – А «порше» у нее случайно нет?