Допустимая погрешность некромантии (СИ)

— Какая-то странная у тебя капитуляция. Я просто очень сильно соскучился. И еще зол, что ты ушла. И собираюсь отомстить тебе за свое плохое настроение. Без тебя в доме стало тихо, я вернул эмоции всем своим слугам, чтобы стало хоть чуть-чуть громче, но все равно было тихо. Вряд ли я вкладываю в слово «любовь» тот же смысл, что и ты.

Теперь он уже положил руки мне на талию и притягивал к себе. Я не могла не обнимать его в ответ:

— А мне плевать на терминологию. И плевать на то, что все-таки придется научиться читать. Сейчас я дождаться не могу, когда же ты начнешь мне мстить.

Он поцеловал меня губами Кости, я закрыла глаза и открыла их уже в других объятиях. Подняла голову вверх, вдохнула полной грудью и рассмеялась. Наконец-то все стало правильно! Каждая сущность принадлежит какому-то миру, но не каждой посчастливилось сразу родиться в правильном месте.

Эпилог

Левая нога затекла до боли, но я не шевелилась. Тварь так и топталась в отдалении, ветер дул с ее стороны, потому она ощутила мое присутствие, но никак не могла его точно определить. Все так же принюхиваясь, гака медленно повернулась — наконец-то! Левая нога очень благодарна за расторопность!

Очень медленно, чтобы сразу не выдать себя, я вытащила из-за пояса кинжал. Когда гака меня заметит, то может рвануть сразу вперед — там уже судьбу решат доли секунды. Но нога больше не выдерживала: я осторожно начала вытягивать затекшую конечность в сторону, но этим вызывала только усиление боли. Шороха хватило для того, чтобы тварь направилась в мою сторону уверенными прыжками. Зрение у них плохое, за кустистыми зарослями разглядеть она меня еще не может, зато нюх не подводит. Чем ближе, тем страшнее и омерзительнее улыбка на ее морде, почти ничем не напоминающей человеческое лицо.

Поняв, что теперь она уже с курса не сойдет, я резко поднялась — вот тут бедная моя ноженька и отомстила! Дело было не в резкой боли, а в беспредельной слабости — никакая сила воли, никакие сцепленные зубы не помогли заставить ее мгновенно выпрямиться, потому я покачнулась и едва не завалилась на бок. Гака замерла лишь на долю секунды и кинулась вперед. Днем она намного медленнее, чем ночью — у меня есть все шансы отбиться, но сердце от волнение заколотило, отдаваясь волнами шума в ушах.

Я полоснула по воздуху, промахиваясь мимо горла. Эта гака крупная — бывший мужчина. Такая одним весом с ног снесет. Забыв про ногу, я резко отскочила в сторону, но и гака изменила траекторию: только коснувшись одной ногой земли, она с этого же места отпружинила в мою сторону. Зацепила когтями жилетку, и я, не теряя времени, снова попыталась достать ее горло. На этот раз попала, но порез не был смертельным. Гака отвратительно замычала, но даже на миг не остановилась. Шансы у меня были невелики, но на очередном прыжке тварь перехватили сзади и всадили в горло лезвие. Туша рухнула на землю, и от нее начал подниматься знакомый дымок: гака пыталась выбраться из теперь бесполезного тела и отыскать себе новую жертву. Но я уверенно впечатала ее обратно амулетом, окончательно уничтожая. Притом я почувствовала одновременное облегчение и злость:

— Дима, твою мать! Почему так долго?! Она чуть не добралась до меня!

— Я примчался, как только успел, — ёки пожал плечами. — И ожидал скорее благодарности, чем унизительных ругательств. Демоны приходят из небытия, у них нет матерей. Сколько можно повторять, душа моя Ольга, что эта твоя фраза лишена всякого смысла?

Я только отмахнулась. Наш домашний демон уже давно говорил очень чисто, но так любил разглагольствовать, что иногда все скучали по старым добрым временам, когда он два слова едва связывал. А ведь в своем мире они даже имен не имели! А тут нате — «лишена всякого смысла», чтоб его. Для простоты общения мы дали демону имя. Фантазия у меня не очень, да не особо я размышляла, потому первый ассимилировавшийся в этом мире ёки стал «Димой». Кстати, иногда он даже выглядел как Дмитрий Александрович или, вернее сказать, господин Шакка. Но нечасто. Дима по три раза на дню менял обличье, часто принимая образ кого-то из своих, чем своих же очень раздражал.

Мы вырыли небольшую ямку и закопали тело гаки, перед тем вырвав у нее клык — доказательство убийства. Поначалу мы приносили живых гак Керину, но и он через пару месяцев отчаялся хоть чего-то добиться. Ёки решил, что гаки при переходе теряют последний рассудок, хотя и на родине благоразумием не отличаются. Здесь в них остаются только пара-тройка инстинктов: голод, страх и эта их непонятная улыбочка, означающая, по всей видимости, крайний восторг. Диму они чуют издали и спешат унести ноги, потому во время охоты он всегда находится в стороне или на дереве — только так можно приманить гаку достаточно близко.

Возвращались мы не слишком довольные — одна гака за восемь часов охоты. Керин снова начнет подшучивать над подобным развлечением. В предположении я не ошиблась: он уже стоял во дворе, когда мы миновали ворота.

— Опять рыбачили на живца?

Живец — это я. Но с такой обидной формулировкой спорить сложно. Я показала ему гакин клык: