Допустимые потери

Чувствуя всю прелесть вновь обретенного красноречия, Деймон обратился к Шейле, которая не без страха наблюдала за процедурой:

— В этой палате чертовски жарко. Будь так любезна, включи кондиционер.

Всю свою жизнь, не считая тех бурных лет, когда он хотел стать актером, он относился к людям, которые проводят большую часть времени, читая или слушая слова других людей, но сейчас он целиком принял то лживое утверждение, что дар речи, присущий человеку, существует для того, чтобы отличать его от животных.

Комната была полна цветов, подарков от друзей, клиентов, продюсеров, издателей и просто благожелателей, и до тех пор, пока Деймон но настоял, чтобы телефон вынесли из палаты, в день раздавалось но менее десяти звонков от людей, которые рвались навестить его. Он отказался снимать трубку, и Шейла приняла на себя обязанность отказывать всем, кроме Оливера и Манфреда Уайнстайна. Манфред навестил Деймона в первый же день, когда его выпустили из больницы. Он тяжело ступал, опираясь на палку. Сильно похудел, и щеки его уже не были столь розовыми, как недавно, но чувствовалось, что уходить он не собирается.

Уайнстайн был не из тех, кто любит кокетничать и играть словами. Взглянув на исхудавшее лицо Деймона, он воскликнул:

— Господи, Роджер, а тебя-то кто подстрелил?

— Американская Медицинская Ассоциация. Когда ты сможешь бросить эту палку?

Уайнстайн скорчил гримасу, напомнившую Деймону выражение лица семнадцатилетнего Манфреда, когда, совершив успешный проход в зону противника, он возвращался на скамейку запасных.

— В этом сезоне много очков я не наберу, — сказал Уайнстайн. Он собирался отправиться в Калифорнию навестить своего сына, но пообещал, что вернется, как только услышит, что Деймона выпустили из больницы. Он был взбешен оттого, что нью-йоркская полиция конфисковала его пистолет, так как разрешение на его ношение было действительно лишь в Коннектикуте. — Копы, — презрительно сказал он. — Слава Богу, что хоть не упекли меня в кутузку из-за того, что я попытался спасти от смерти своего друга.

Он несколько раз говорил с Шултером, но никаких следов Заловски не обнаруживалось. Ничего не удалось извлечь и из пистолета. Шултер придерживался теории, что Заловски был ранен гораздо серьезнее, чем они предполагали, где-нибудь тихонько скончался и был без шума похоронен членами той мафиозной семьи, к которой принадлежал. Уайнстайн, в свою очередь, предполагал, что тип этот уехал в Южную Америку, на Сицилию или в Израиль. Он был убежден, что вся организованная преступность находится в руках итальянцев, кубинцев или евреев и что Заловски, каково бы ни было его настоящее имя, — лишь пешка в игре большого рэкета.

— Поправляйся, старый петух, — сказал он Деймону перед уходом, — Мне надо еще немного заняться этим чертовым коленом. — Но по выражению его лица Деймон понял, что Уайнстайн уверен — им никогда больше не доведется увидеться.

Оливер рассказал о Женевьеве Должер, дважды в неделю присылавшей в больницу огромные корзины с цветами. Она пекла восхитительные пироги и, пока Деймон был в больнице, закончила новый роман «Каденция». Ее издатель учетверил сумму аванса, а Оливер выторговал у издателей дешевых серий в бумажных обложках и киношников большие гонорары. Она настаивает, сказал Оливер, что должна хоть раз увидеть Деймона и поблагодарить его за все, что он для нее сделал. «До того, как станет поздно», — мысленно закончил Деймон предложение.

— Она говорит, что вы единственный человек в ее жизни, заставивший ее почувствовать себя женщиной.

Деймон застонал, но сказал, что увидится с ней. Это будет только справедливо, подумал он, — ведь без Женевьевы Должер у него не было бы ни отдельной палаты с сиделками, которые неусыпно заботятся о нем, ни доктора Цинфанделя, берущего по сто долларов за визит, который вот уже какую неделю каждое утро заходит к нему.

— О’кей, — сказал он. — Но предупреди ее — только десять минут. И скажи, что я слишком слаб, чтобы слушать ее излияния в любви ко мне.

Но, прежде чем на него обрушились эмоции Женевьевы Должер, Деймону пришлось встретиться еще с одной женщиной.

— Твоя бывшая жена Элейн — как там ее фамилия — дважды звонила вчера, — сказала Шейла. Она только что поднялась из регистратуры на первом этаже, где ей любезно вручили послания для нее и Деймона, так как телефон был выставлен из комнаты. — Она говорит, что хочет просто повидаться с тобой.

— Спармен, — сказал Деймон. — Она вышла замуж за человека по фамилии Спармен. И давно развелась.