Допустимые потери

Деймон поежился. И когда вернулся в спальню, решив попытаться снова уснуть, в гостиной продолжал гореть свет.

Глава вторая

Его разбудили колокола. Он плавал в сонном забытьи. Во сне снова видел отца, но на этот раз тот был один, и яркие солнечные лучи освещали его улыбающееся лицо, с любовью обращенное к сыну. Отец выглядел молодым, каким был, когда Деймону минуло десять лет, а не тем изможденным усталым человеком, которым стал к концу жизни. Он стоял, перегнувшись над чем-то, что напоминало мраморную балюстраду, опираясь на нее одной рукой. В другой руке держал игрушечную лошадку серого цвета. Его отец конструировал детские игрушки, производя на свет безделушки и брелоки. Он умер двадцать лет назад.

На этот раз то был не телефонный звонок. Церковные колокола. Воскресное утро. Нью-Йорк встречает Новый год. Вставайте, вы все, подданные имперского города — вставайте, вы, любовники, вы, шантажисты, биржевые маклеры, фальшивомонетчики, пьяницы, наркоманы, аферисты, убийцы, извращенцы, воровки, диск-жокеи, бегуны трусцой и марафонцы, надзиратели и палачи, вставайте, верующие и поклонники лживых учений, вставайте, чтобы преклониться перед Богом, который предстанет перед вами в своем облике.

Деймон потянулся. Отсутствие Шейлы заставляло его испытывать странные ощущения. Он вспомнил ночной звонок и посмотрел на часы. Девять часов. Обычно он встает в семь. Организм смилостивился над ним, дав возможность поспать от четырех до девяти. Пять часов забвения. Воскресный подарок.

Он заставил себя подняться, но вместо того, чтобы идти в ванную чистить зубы и мыться, босиком прошлепал в гостиную. Там по-прежнему горел свет. Он подошел к входной двери, посмотреть, нет ли под нею какого-то конверта, лежащего на полу. Ничего.

Деймон проверил замок. Он был простой и незамысловатый. Ребенок легко откроет его перочинным ножом. За все годы, что Деймон прожил в Нью-Йорке, его ни разу не ограбили, и он никогда не думал о замках. Дверь была деревянной, старой: ее поставили, когда строили дом. Когда это было? В 1900-м? В 1890-м? Ему надо было бы сменить ее, поставив щит из стальных пластин с неприступным замком, глазком в филенке и цепочкой. Привратника у них не было, и обитатели дома не утруждали себя тем, чтобы нажимать кнопку, открывающую входную дверь, когда в квартире жужжал зуммер. Динамик, с помощью которого можно было узнать, кто стоит внизу, был сломан уже давно. Насколько Деймону было известно, никто из жильцов никогда не обращался к владельцу дома с просьбой привести его в порядок. Безмятежная и лживая безопасность. Завтра же надо заняться этим.

Он позавтракал. Когда Шейла по воскресеньям бывала дома, она кормила его ветчиной, блинчиками с кленовым сиропом и апельсиновым соком. Сегодня он выпил чашку кофе и ограничился ломтиком вчерашнего хлеба.

Обычно их воскресный ритуал протекал по-другому. Пока Шейла готовила завтрак, он выходил из дома, чтобы купить два экземпляра воскресного «Таймс», потому что оба они любили разгадывать кроссворды, каждый сам по себе, не мешая друг другу, и проводили воскресное утро в дружелюбном молчании по обе стороны стола, корпя над головоломками. Для них было делом чести заполнять клеточки чернилами. Две огромные кучи бумаг с новостями, мнениями, выводами, объявлениями, мольбами и приговорами валялись на полу, символизируя их расточительство, но то было утро воскресных радостей, час тихого наслаждения после завтрака, и радость этого часа, конечно же, стоила всех затрат.

Одевшись, он спустился вниз по тускло освещенной и тихой лестнице. Похоже, что все его соседи вставали поздно. Он подумал, будил ли кого-либо из них телефонный звонок в середине ночи. Почтовый ящик тоже был пуст.

Притронулся к карману, проверяя, на месте ли ключи, и вышел на небольшое крыльцо. Был сырой серый день, продутый холодным ветром. Весна в этом году запаздывала. Он осмотрел улицу по обе стороны от дома. Толстая женщина с двумя маленькими собачками на поводке и молодой человек, толкавший коляску, — вот и все, что олицетворяло воскресное оживление. Никаких засад не наблюдалось, во всяком случае, на первый взгляд. Он знал, что тренированный глаз и на этой улице мог увидеть множество зловещих признаков. Он нахмурился, досадуя на свою нервозность.