Дориан Дарроу: Заговор кукол

— …мой папенька, когда вымокать доводилось, пиво горячее пил. С медом. Ну или винцо на худой конец. В доме есть винцо?

Мы с Персивалем переглянулись. Не знаю, как он, но я был почти счастлив оказаться дома.

— Глава 27. О случайных встречах и неожиданных прозрениях

Мелко моросил дождь. Капли собирались озерцами в широких листьях репейника, чтобы скатываться к корням старого дуба. В переплетении их, забившись в глубокую нору, пряталась крыса. Изредка она высовывала нос, нюхала воздух и, вздохнув, снова исчезала в укрытии.

Дождь зарядил надолго.

Крысе это не нравилось, но в конце концов она смирилась и принялась раскапывать подстилку из прелых листьев. Сожрав несколько жирных дождевых червей и сочную жужелицу, крыса улеглась и закрыла глаза. Но даже во сне ее уши продолжали чутко вслушиваться в шорохи дождя.

Рядом с крысой лежал конверт из плотной промасленной бумаги, с одного конца его виднелась веревочная петля со следами зубов.

Мэри-Джейн дождь не любила. И не оттого, что стоило зарядить дождю, как в комнатушке ее селилась сырость, от которой даже камин не спасал. Скорее уж потому, что становилось невыносимо грустно.

А главное, вспоминался тот день, когда Мэри-Джейн едва не сделали предложение.

Тогда ведь тоже шел дождь, и капли шелестели, словно шелковые юбки ее воображаемого свадебного наряда. И белая муть тумана вуалью прикрыла небо. Капли собирались на цветных витражах, романтично горели свечи — Мэри-Джейн сама расставила их, украсив комнату созвездием огней.

Он обещал приехать.

Она ждала. Она слушала дождь, сочиняя свое будущее. Она изо всех сил не обращала внимания на время, и лишь когда сквозь шум и шелест донесся стук копыт да звон сбруи, поспешно взяла книгу.

Читать Мэри-Джейн не очень любила, но заметила, что женщины с книгами смотрятся весьма изящно. Вот постучали в дверь. Открыли. Голоса не слышны, но…

Шаги по лестнице. Какие уверенные, какие тяжелые.

Харпи открывает и кланяется, пропуская посетителя.

— Мисс Пингви? — сухо осведомляется тот, разглядывая Мэри-Джейн, как верно, разглядывал лошадей на Тэттерсолз. И сердце замирает, потому что меньше всего Мэри-Джейн хочется видеть этого человека. Но он не собирается уходить. Наоборот, он устраивается в кресле, закидывает ногу за ногу, демонстрируя пренебрежение к ее особе. На сапогах для верховой езды блестят капли, а на ковре остаются вмятины от квадратных каблуков.

— Я приехал, чтобы поговорить с вами, мисс Пингви, о моем сыне.

Но приехать должен был именно Вальтер!

— Который успел совершить достаточно глупостей, но все же вовремя остановился.

Мэри-Джейн уже понимает, что произошло, но надежда отказывается умирать.

— Брак с вами был бы ошибкой, надеюсь, вы-то это понимаете?

Ошибкой? О нет! Это было бы шансом на новую жизнь! Для обоих…

— Или нет? Пожалуй, вы чересчур молоды. В этом беда нынешней молодежи, они слишком много о себе воображают.

Мэри-Джейн вцепилась в книгу, словно та могла помочь.

— Итак, при всем моем уважении к вам и вашему отцу, я вынужден буду просить его съехать во избежание дальнейших инцидентов, которые бы могли бросить тень на доброе имя Вальтера. Я готов в некоторой степени компенсировать причиняемые неудобства, однако вам следует помнить, что все произошедшее — ваша и ничья боле вина. А теперь прошу, — он сунул руку за отворот сюртука и извлек примятое письмо. — Там сказано все.

И вправду сказано. Мэри-Джейн хранила это письмо и, когда ее обуревала-таки меланхолия, перечитывала, щедро орошая каждое слово слезами. Обычно, после этого ей становилось легче.

И вот теперь она согнала с колен кошку, отмахнулась потрепанным веером еще от двух и, добравшись до секретера, открыла заветный ящик. За пять прошедших лет бумага поистерлась на сгибах, грозя развалиться на отдельные фрагменты, и Мэри-Джейн всерьез подумывала о том, чтобы наклеить письмо на картон, украсить высушенными лепестками белых роз и, заключив в рамочку — непременно с печальными ангелочками — повесить на стену.

Ее затянувшееся девичество и разбитые надежды требовали достойного обрамления. Возможно, когда-нибудь, она напишет роман о прекрасной деве, чье сердце разбил коварный соблазнитель…

И жаль, что до соблазнения все же не дошло, тогда Мэри-Джейн могла бы настоять на свадьбе.

Кошки вдруг насторожились и заурчали слаженным хором. А затем в дверь раздался стук.

— Кто там? — спросила Мэри-Джейн, сетуя, что старуха Джилл уже спит, а значит, дверь придется открывать самой.

А вдруг это Вальтер? Он понял, что несчастлив или что любил лишь ее одну и теперь…

Кошки завыли. Черный Бес, вскочив на стол, выгнулся дугой.

— Брысь пошел! — внезапно очнувшаяся надежда полностью завладела Мэри-Джейн. Подхватив юбки, она торопливо спустилась и открыла дверь.

— Вам письмо, — сказал толстяк в плаще, протягивая мокрый прямоугольник с расплывшимися буквами.

Всего лишь письмо?

От Вальтера?

Мэри-Джейн протянула руку, а толстяк вдруг схватил за запястье, дернул к себе, одновременно прижимая к лицу пропитанную чем-то вонючим тряпку.