Дорога

стол, тугой солнечный поток, сидел гладко выбритый худой человек в застиранной исподней рубахе. Человек, стараясь держать руки в самом свету, продевал в иглу нить и был так сосредоточенно углублен этим занятием, что даже не повернул головы на стук двери.

Иван Васильевич кашлянул:

- Здравствуйте.

Человек перевел на него острый, прицеливающий взгляд, но, разглядев гостя, тут же вскочил, по привычке одернул рубаху, отчеканил:

- Здравия желаю, гражданин начальник!

- Вы меня знаете?

- Так точно, гражданин начальник. Вы - начальник Кандымской экспедиции. Этой весной я вас видел, вы у нас в партии были.

- Куда препровождают?

- Не могу знать, гражданин начальник. Этапируют в управление. Там, видно, скажут.

Человек стоял перед Иваном Васильевичем по всем правилам внутреннего распорядка, тянулся в струнку, ел глазами начальство с полной готовностью броситься исполнять любое вышестоящее указание, но именно это его слишком уж подчеркнутое раболепие и отличало в нем никем и ничем не убитое сознание собственной человеческой полноценности, если не сказать - превосходства. Ивану Васильевичу и раньше приходилось улавливать в общении с ним людей сходного положения эту особенность. Они смотрели на него так, будто они знали что-то такое важное и в высшей степени существенное, чего ему не дано было знать, но, занятый, как он полагал, делом огромного государственного значения, он относил все за счет обычного в их обстоятельствах комплекса, а потому лишь посмеивался про себя снисходительно.

- Садитесь, будем знакомиться. Грибанов Иван Васильевич.

Тот сел, не переменив, однако, раз взятого выражения в лице.

- Михаил Петрович Скорняков, гражданин начальник.

- Так вот, Скорняков Михаил Петрович. - Он сел напротив и в упор взглянул на Скорнякова. Тот не отвел взгляд, только прищурился как бы от света из окошка, но озорной зайчик, юрко метнувшийся к переносице, не ускользнул от него. - С топором и пилой, я думаю, вас успели познакомить...

- Оч-чень обстоятельно.

- Тем лучше. Будем мастерить плот.

- Я предлагал. Да разве с этим дуболомом договоришься?

- Курите?

- Отвык.

- Другие, наоборот, привыкают.

- Падать легче, чем идти.

- Это верно.

- Нагляделся...

- Так... Тогда не будем мешкать... Вон там, в углу, в ящике, должна быть пила, а топор я уже видел под стрехой на притолоке...

И вскоре матерая лиственница, перечеркнув острием белую высь, уже сползла с крутого, почти отвесного берега к воде. Топором Скорняков орудовал на удивление легко и споро. Несколько точных, расчетливых взмахов - пузатый комель стесан вровень со стволом, два-три удара - готов паз для венца. Глядя, с какой любовной привычностью общаются тоненькие скорняковские руки со старым и давно не точенным топором, Иван Васильевич час от часу все более проникался к своему новому знакомцу.

- За тобой не угонишься, - неожиданно для самого себя перешел он на "ты", - а я ведь тоже не всю жизнь стулья просиживаю.

Тот поднял на него вдруг оттаявшие глаза и охотно отозвался на доверительность, чем как бы сразу приобщил его тому, от чего он был отделен своим чином и биографией:

- Я же, Иван Васильевич, сапер по военной специальности.

- Офицер?

- Майор.

- Извини, конечно, Скорняков... Но за что...

- Плен.

- Сколько?

- Как всем - десять.

- Писал?

- Писал.

- Ничего?

- Надо думать, для того и вызывают.

- Значит...

- Может, домой, а может... добавят...

- Да...

- Да...

Не сговариваясь, они оба посмотрели туда, в сторону времянки, откуда тревожно следил за ними изнывающий от должностных сомнений конвоир. Иван Васильевич вздохнул:

- Мается парень... Ему бы на сенокос сейчас, в деревню, вилами ворочать. Самое время... А он здесь...

- Да уж... Не для него работенка...

Ивану Васильевичу вдруг почему-то явилось и остро и больно ударило в сердце давнее и почти забытое видение, которое вот так неожиданно, среди случайного разговора иногда настигало его, и он, едва сдерживая волнение, спросил:

- Знаешь... Мысль, конечно, сумасшедшая... Но как знать, а вдруг...

- Что могу.

- Не встречал, случаем, где по этапам Ефрема Рядченко? Рябой такой... Здоровый парняга...

- Офицерский состав?

- Офицерский.

- Нет, не встречал. Офицера бы запомнил.

- Блажь, в общем... Столько народу.

- Родственник?

- Нет, друг.

- Это - больше.

- Пожалуй!.. Что ж, давай шабашить, Скорняков... Подремлем перед дорогой малость.

Скорняков предусмотрительно заступил ему дорогу и пошел впереди и этим своим движением без слов снова восстановил их взаимоотношения и прошлое состояние. И, выходя на тропу следом за ним, Иван Васильевич не без горечи отметил про себя: "Вот и все дела".

XI