Дорога

В гости к Аэлле Люба и Родислав Романовы собирались в приподнятом настроении. За последние дни им пришлось немало попереживать за Николашу, который принес из школы несколько троек и в преддверии скорого окончания учебной четверти должен был немедленно их исправлять, да еще старуха Кемарская покоя не давала, после поездки в январе с Ларисой на свидание к Геннадию она ни о чем другом не могла говорить: только о том, как Генька плохо выглядит, да как там, в колонии, плохо кормят, и с каким зверским аппетитом он накинулся на привезенную еду, и как он любит дочку и скучает по ней, и как несправедливо судьба распорядилась, что лишила ее, старую больную женщину, одновременно дочери и зятя и оставила совершенно одну, без помощи и поддержки, с маленькой внучкой. Слушать все это было для Романовых тягостно и горько, они помнили о своей вине перед семьей Ревенко, и каждое слово Татьяны Федоровны будто ржавой проволокой стягивало им сердце.

Но Колька оценки исправил, это всегда удавалось ему легко, если парень прикладывал хотя бы малейшие усилия, и родители на некоторое время перевели дух. Татьяна Федоровна уже два дня не приходила к ним, и утро 8 марта 1982 года супруги Романовы встретили в прекрасном настроении. Любу радовало еще и то, что Родислав, вопреки ее опасениям, узнав о приглашении Аэллы, принял его с энтузиазмом и не стал хмуриться и говорить, что обещал провести этот день с Лизой и дочерью.

Недавно приезжала Тамара, одна, без мужа, она очень соскучилась по сестре и вырвалась из Горького буквально на один день, чтобы повидаться. И разумеется, наряду с бесконечными разговорами она сделала Любе превосходную стрижку. Теперь, глядя на себя в зеркало, Люба испытывала такое удовольствие, которое до сей поры было ей неведомо. Раньше она всегда находила в своей внешности какие-то недостатки, но теперь, с новой прической, ее придирчивому взгляду зацепиться было не за что.

Одним словом, все было в этот день хорошо.

И у Аэллы в гостях все было на редкость весело и легко. Андрей Бегорский привел приятную молодую женщину по имени Вера, которую представил как свою невесту. Хозяйка дома была в этот раз без кавалера, но, судя по блеску ее глаз и звонкому хохоту, ее данное обстоятельство нимало не огорчало. Она задорно подшучивала над Андреем, который порывался всеми командовать и руководить процессом поглощения закусок.

– Ты что, собираешься это есть? – с негодованием обращался он к Родиславу, глядя, как тот намазывает икру на кусок белого хлеба с маслом.

– Естественно. А что ты предлагаешь с этим делать? – недоумевал Родислав.

– Икру и масло нельзя есть с хлебом, нельзя смешивать животные белки и мучное.

– А как можно?

– Положи икру на вареное яйцо.

Родислав махнул рукой и надкусил бутерброд, вызвав гримасу отвращения на лице у Андрея.

– Маслины нужно есть с косточками, – говорил Андрей Любе, – не нужно их выплевывать, в них очень много полезных веществ.

Он точно так же руководил и Аэллой: выяснив буквально с порога предполагаемое меню праздничного ужина, он тут же начал отдавать команды, каким образом и в какой посуде это должно быть приготовлено.

– Верочка, а с тобой он такой же? – спросила Аэлла. – Или он только на старых друзьях тренируется быть крупным руководителем?

– Точно такой же, – мило улыбнулась Вера. – Даже еще строже.

– Не понимаю, как ты это терпишь!

– Легко. И с удовольствием, – засмеялась Вера.

– Ну, это только пока ты влюблена, – авторитетно заявила Аэлла. – Вот посмотришь, пройдет совсем немного времени, и ты взвоешь. И бросишь его.

– Никогда! – Андрей обнял Веру и прижал к себе. – Она меня никогда не бросит, я этого не допущу.

Люба наклонилась к мужу и прошептала:

– Как хорошо, что ты не такой, как наш Андрюха. Я бы и трех дней этого руководства не выдержала.

Родислав улыбнулся в ответ:

– Как хорошо, что ты не такая, как Аэлла. Ее бестактности и самоуверенности я бы не выдержал и один день.

– Ты вообще самый лучший на свете, – неожиданно вырвалось у Любы.

Родислав внимательно посмотрел на нее, потом взял ее ладонь, медленно поднес к губам и поцеловал.

– А ты – самый лучший на свете друг. Самый добрый и самый надежный, – ответил он. – Пойдем потанцуем?

– Пойдем, – охотно согласилась она.

Они танцевали под медленную музыку с пластинки с записями оркестра Поля Мориа. Родислав нежно обнимал Любу за талию и, склонившись к ее уху, шептал:

– Знаешь, что я понял?

– Что?

– Я понял, что не могу отказаться от Лизы, но и от тебя отказаться тоже не могу. Я тебя никогда не брошу, что бы ни случилось. У меня никогда не будет такого друга, как ты, и никто меня не будет так понимать и поддерживать, как ты. Я очень люблю Лизу, но жить я хочу только с тобой.

Он ни слова не сказал о Даше, отметила про себя Люба. Неужели он настолько равнодушен к ребенку? «Нет, просто он выпил и несет бог знает что, – ответила она сама себе. – Завтра он протрезвеет, и ему станет неловко за свои слова. Если он вообще вспомнит, что говорил. Как жаль, что это сказано не на трезвую голову!»

Она положила обе ладони ему на плечи и посмотрела прямо в глаза.

– Ты выпил.