Дорога без начала

Удары «молота» по затылку стали постепенно замедляться — в спокойной обстановке пробудилась и начала активно латать болячки регенерация. Очень скоро головная боль ушла полностью. Глаза тоже перестали слезиться, и я смог разглядеть во мраке стального «гроба» яркие искры неожиданной подсветки на боках и потолке. Приглядевшись к ним повнимательнее, понял, что это выходящие наружу вентиляционные отверстия, чтоб я в «гробу» не задохнулся.

Увы, передышка моя продлилась не долго.

Железяка под оголившимся, во время недавних метаний по «гробу», животом вдруг начала быстро нагреваться, а через отверстия вентиляции внутрь стального ящика стал просачиваться едкий дым горящего пластика. По всему выходило, что я оказался в эпицентре пожара, полыхнувшего на месте крушения транспортного средства. Припомнив металлический лязг снаружи, вполне подходящий под засбоившее вращение винта, вычислил даже тип транспортного средства — вертолет. Но это дополнительное знание ровным счетом никак не могло помочь в безнадеге сложившейся ситуации.

Да «гроб» защитил меня от взрыва, и я не сгорел вместе с пилотами в первую же секунду падения. Но я вовсе не спасся, а получил лишь незначительную отсрочку неминуемой гибели. Очень скоро мой стальной ящик раскалится от окружающего огня, и я запекусь внутри, как гребаная утка в утятнице. Буду умирать долго и мучительно. А впрочем, учитывая наличие кляпа во рту, и сломанный нос, наверняка, гораздо раньше я вырублюсь из-за угара ядовитым дымом… Как бы то ни было, на фоне моей незавидной участи, мгновенная смерть пилотов выглядела куда как более предпочтительным исходом.

В ушах щелкнуло — сработавшая регенерация вернула слух. Кровотечение из носа тоже унялось, и травиться ядовитым дымом стало куда как легче.

Я услышал треск пламени снаружи, полностью подтверждающий мои худшие опасения — щедро сдобренный горючкой из взорвавшихся баков, салон вертолета занялся всерьез и надолго. Значит, плачевной участи запеченной утки мне не избежать… Тут же, в подтверждение мрачных думок, живот обожгло жаром раскаленной сковороды. Я невольно завозился, перекатываясь на левый бок — худо-бедно прикрытый спецовкой. И во время возни услышал вдруг снаружи неразборчивые людские голоса.

Отчаянно замычав, я стал биться затылком о раскаленную стенку «гроба». Из-за появившейся надежды пропало даже онемение в ногах, и я смог еще несколько раз от души приложиться по бортам ящика носками и пятками тяжелых берцев.

Разговор снаружи стих. И несколько мучительно-долгих секунд я отчаянно колошматил по стенам «гроба», не зная: меня услышали и поэтому замолчали, или говорившие, постояв возле горящего вертолета, поняли, что поживиться здесь им не обломится, и просто свалили по своим делам.

Я уже практически выдохся и снова отчаялся. Припекаемая снизу раскаленным, как утюг, стальным листом одежда начала дымиться. На обожженном даже через волосы затылке лопались кровавые пузыри. Ноги снова налились убийственным свинцом и перестали повиноваться… Сквозь навалившуюся апатию обреченности я даже не сразу понял, почему вдруг снова заколыхался из стороны в сторону внутри «гроба». Когда же до затуманенного угаром мозга дошло, что мой ящик пришел в движение, явно подхваченный чьими-то руками снаружи, позабыв о кляпе, я отчаянно замычал, пытаясь высказать всю свою безграничную благодарность незнакомым спасителям, избавляющим меня от реально страшного конца.

В мычании своем, как водится, переусердствовал, сбил дыхание и закашлялся. Пытаясь отдышаться, лишака хватанул угарного газа и, потеряв сознание, в очередной раз провалился в непроглядную черноту беспамятства.

Глава 32, в которой потеряшки встречаются, и картина начинает проясняться

Возвращение в сознание обернулось для меня просто невыносимыми адскими муками. Обожженные щеки, затылок, бок и живот пылали огнем. Избитое о стальные стенки ящика тело страшно ломило, будто я находился в пыточной терзаемый клещами доброго десятка палачей. Из-за чудовищной боли я даже не сразу понял, что нахожусь уже вне смертоносной тесноты «гроба», свободно лежу на траве и вижу солнце.

Не сдержавшись, я взвыл, как сопливый пацан — благо рот, наконец-то, оказался свободен. Но изливать душу в крике довелось мне не долго. Вопль мой практически сразу же оказался запечатан крепкой мозолистой ладонью.

Я инстинктивно тут же рыпнулся освободиться, и не перетянуты больше скотчем руки охотно откликнулись на команду мозга. Но до зажавшей рот ладони злодея пальца мои, увы, не дотянулись — чуть вскинувшись, обе руки тут же снова вышли из-под контроля, забившись в болезненных судорогах.

— Ну вот зачем так резко-то?! Ведь только-только ожоги начали схватываться…

— Хоре гундеть, братан! Видишь, как ему хреново?! Делай уже чего-нибудь! Целитель ты — или кто?!

Стоило оживающему сознанию зацепиться за раздающиеся над головой голоса, и терзающие тело адские муки ушли на второй план. Даже руки перестало кошмарить судорогами.