Дорога без привалов

Несколько лет назад печи в цехе переводили с газового топлива на мазутное. В мартены шел только низкосернистый мазут, а высокосернистый, более дешевый, использовали для сушки разливочных ковшей. Сера, как известно, враг сталевара. Но Юрий Александрович решил все же попробовать вести плавки на высокосернистом. Попробовал — результат был неясный, показатели получались разные: содержание серы в металле то неприятно увеличивалось, то оставалось прежним. Обратился к главному инженеру завода. Тот предложение встретил, мягко говоря, хмуро:

— Нельзя, Юрий Александрович. Это же элементарно: сера.

— Но ведь большая, понимаете, выгода может быть.

Главный знал за обер-мастером: если тот начнет волноваться и злиться, голоса не повысит, а лишь перестает замечать в своей речи это словечко «понимаете».

— Понимаю, — усмехнулся главный, — но портить сталь не разрешу.

А он же не думал портить, качество должно было, по расчету, остаться прежним. Он искал путь к удешевлению производства. И будучи совсем не из тех, кто при неудаче отступает, решил продолжить поиски.

Теперь он подключил к исследованиям центральную заводскую лабораторию. Теперь на опытные плавки становился к печи сам. Это была работа, на которой иной деятель от науки, пожалуй, запросто сделал бы кандидатскую диссертацию. Тем паче, что успеха Смирнов добился: цех перешел на использование дешевого высокосернистого мазута при плавлении и доводке металла. Позднее этот опыт переняли и другие заводы.

В одной из служебных характеристик Юрия Александровича я прочел, что за годы прошедшей семилетки он внес 28 рационализаторских предложений, которые дали цеху более сорока тысяч рублей экономии. Я попросил поподробнее рассказать об этом.

Юрий Александрович вскинул на меня светлые, цвета неба ранней весны, глаза, потом задумался. Чуть смущенная улыбка тронула его полные добрые губы:

— Зачем?… Видите, дело ведь не в моих предложениях. Все-таки я обер-мастер, и, значит, за мной стоит коллектив цеха. Вот в ту же семилетку мы увеличили производство на шестьдесят восемь процентов, на тридцать четыре процента снизили брак, дали сверх плана десятки тысяч тонн стали, сэкономили более двухсот тысяч рублей. Что это, я, что ли, натворил такое? Люди, коллектив.

И раздумчиво, не торопясь начал называть сталеваров: Василий Корочкин, Нестер Тиунов, Николай Арзамасцев, Геннадий Мурашов, Аркадий Кудинов… Он назвал множество и других. И каждого коротко охарактеризовал. Я выслушал его и напомнил:

— Ну а все же насчет рационализации…

Он встал, рослый, широкоплечий, опять улыбнулся:

— Пойдемте.

И повел меня к цеховому экономисту, потом в БРИЗ, и там нам выложили точные цифры: нынче только за первое полугодие в цехе поступило 178 рационализаторских предложений. Из них отклонили 69, приняли 70. А 39 еще рассматриваются (это было в последних числах июля).

Условная экономия от внедренных — 64 тысячи рублей в год.

Что же, он был прав, мой обер: дело, конечно, не только в нем: новое, революционное отношение к труду, к производству свойственно в наши дни уже не одиночкам— оно владеет массами.

— Посчитайте, — сказал Юрий Александрович, — каждый день поступает предложение. Есть получше, есть похуже. Важно, что люди думают, заботятся о деле непрестанно. Вот работает у нас в цехе такой штаб — борьбы за качество. Собираемся каждую неделю. Заседания открытые — заходи любой. И заходят, высказываются, критикуют, вносят предложения. Каждый раз коллективно творим маленькую революцию в производстве…

Что ж, совсем недаром этот цех уже шесть лет носит звание коллектива коммунистического труда.

3. Рабочий начальник

Его трудно расспрашивать. Он, конечно, не молчит — говорит. Но очень уж сдержанно, скупо, выверенно. Подумает, опустив глаза, а затем «формулирует» ответ. Особенно не разговоришься.

Я расспрашивал других — инженеров, партийных работников, сталеваров. И вот что неизменно повторялось в мимолетных, но уверенных, как видно, выношенных суждениях людей о Смирнове. Человечность. («Это, знаете, человек! К нему не как к оберу идут, а как к близкому старшему товарищу. С ним говорить можно обо всем».) Справедливость. («Правого никогда в обиду не даст, виноватого накажет и научит».) Скромность. Новаторство. Об этом, повторяю, говорили все.

А Николай Николаевич, начальник цеха, сказал:

— Что бросается в нем в глаза — необычный это обер. Я обер-мастеров повидал немало. Обычно обер в мартеновском цехе очень громкий человек. А этот тихий. И командует тихо. Но — толково. И умеет проверить и спросить.

— Он, должно быть, очень чувствует свою ответственность перед людьми, — сказал Бронислав Нельзин, цеховой художник. — Прежде чем ответить на вопрос — подумает. Знает цену слову. Если дает задание, сначала выяснит, как это задание можно выполнить. Уважает он человека. С ним хорошо, просто.