Дорога без следов

Ведя по карте остро отточенным карандашом, он объяснил, что сначала подбросят на телеге по лесу, потом надо проехать несколько километров по дороге и снова свернуть в лес. Когда до Немежа останется порядка семи-восьми верст, придется топать пешком, как раз через заминированные участки – с этой стороны немцы не охраняют подступы к городу – голое поле и мины, – но разведчики там уже не раз проходили, и все кончалось удачно.

Сразу за полем начинались заросшие вереском балки и хибары окраины, можно там спокойно пересидеть до света и оттуда направиться на явку, где будут ждать прибытия гостей из леса. За ночь должны управиться.

– Лучшего маршрута предложить не могу, – сворачивая карту, поджал губы начальник разведки, – и так всю голову сломали, чтобы придумать, как вас доставить. Надежных документов скоро не добыть, меняют их частенько, время жмет, немец на дорогах лютует, поэтому выбрали этот путь. Пойдете?

Семенов в ответ только крякнул и начал собираться. Волков обвел глазами лица партизанских разведчиков: усач курил, прищурив лукавые глаза, молодой парень в немецкой пилотке с козырьком криво улыбался, словно примериваясь – как прилетевшие, не сдрейфят по минам? – а мальчишка вертел в руках тонкий щуп минера и, низко опустив голову, шмыгал носом.

– Лучшего маршрута нет, – повторил Колесов, убирая карту в полевую сумку, висевшую у него на боку.

– Пойдем, – согласился Антон. – Запрягайте лошадку.

– Так уже, – весело осклабился усач, приминая цигарку каблуком.

Ночь выдалась ясной; высоко над елями, росшим по краям узкой лесной дороги, висели мелкие холодные звезды, запутавшиеся в пушистых ветвях, покрывшихся на концах нежной молодой хвоей. Почти бесшумно ступали по земле обернутые тряпками и старой овчиной копыта лошади, запряженной в телегу с обильно смазанными дегтем втулками колес, подпрыгивавших на корнях и выбоинах.

Ехали молча, настороженно глядя по сторонам, пытаясь разглядеть: не притаился ли кто в темноте окружающего их леса? Немцы формировали ягдкоманды и выплачивали вознаграждение за голову каждого убитого партизана. Иногда снайперы из ягдкоманд прятались на деревьях, росших у опушек, и подстерегали свои жертвы, терпеливо выжидая сутки напролет: услышат шум едущей повозки и выпустят пулю, прилетит из мрака кусочек свинца, отлитый в коническую форму в далекой стране, оборвет чью-то жизнь или ранит.

Выехали к показавшейся серой в ночной темноте проселочной дороге – за время сухих погожих дней она уже успела покрыться тонкой, как пудра, белесой пылью, выглядевшей сейчас, при свете звезд, бесконечно длинным и узким покрывалом из застиранного добела брезента, брошенным на прогалину между деревьями. Словно раскатали пожарные рукав брандспойта да и забыли про него, отвлеченные другими делами.

Тихо вокруг, только покрикивает в кустах невидимая птица, тревожно бередя сердце протяжным, скрипучим стоном, навевающим дурные мысли. Лес на той стороне дороги будто вымазан смолой – черный, мрачный, загадочный, не шевельнется под ветром ни одна ветка.

Молодой партизанский разведчик в немецкой пилотке соскочил с телеги, по-кошачьи бесшумно ступая, прошел вперед, выставив перед собой ствол шмайсера. Вот он выбрался на полотно проселка, подняв стоптанными сапогами облачко серебристой пыли, постоял, оглядываясь по сторонам, и призывно взмахнул рукой – путь свободен.

– Н-но! – причмокнул губами усатый возница, понукая лошадь. – Пошла, холера!

Мягко перекатившись через неглубокий кювет, телега выползла на дорогу, и опять застучали глухие шлепки обмотанных тряпьем и овчиной копыт.

Звезды наверху изменили положение – близилась середина ночи. Антону хотелось закурить, лечь на дно телеги и глядеть в небо, не думая ни о чем, забыв про тревожные крики птицы, укрывшейся в густых зарослях, про вновь вдруг занывшую рану на спине – к погоде, что ли, беспокоит? Или, может быть, натрясло дорогой?

Усатый партизан погонял и погонял лошаденку, стремясь поскорее проскочить опасный участок пути. Хлопали по потной спине истощенной кобылки веревочные вожжи – ременные сварили в котлах и съели зимой, когда плотно обложили в лесу каратели, месяцами не давая высунуться ни к одной из близлежащих деревень, – медленно плыли назад звезды над головой, сурово молчал лес по обочинам, и тишину нарушали только тонкий скрип телеги да диковинные матерные выверты, которыми возница сквозь зубы подбадривал ко всему привычную клячу.

– Скоро уже, – наклонившись к Семенову, свистящим шепотом сообщил молодой партизан, – сейчас свернем.

Павел Романович кивнул и пришлепнул севшего на щеку комара.

«К теплу, – отстраненно подумал Волков, – видать, не зря спина заныла. Если до старости дотяну, исправный барометр из меня получится».

Сидевший рядом с ним мальчишка дремал, уронив голову на грудь, и часто вздрагивал во сне, видимо, ему снилось что-то нехорошее.