Дорога человека

Как бы ни хотелось мне остаться в пустоте меж мирами и долгие века дрейфовать здесь, не зная ни забот, ни печалей, но я всё же рождён человеком – да, человеком, а не энергетическим существом! У меня есть друзья. У меня есть Схетта. Которую мне надо разыскать и выручить из беды, если с ней не всё в порядке. У меня есть обязательства перед другими людьми и перед собой, не сделанные дела, не достигнутые вершины, не сдержанные обещания.

У меня есть, в конце концов, эта проклятая клятва, которая не дала бы мне забыться, даже если бы всё остальное бесследно исчезло.

А раз так – работаем!

Вместе со сменой облика в фокусе нижнего яруса моего сознания оказались также и новые воспоминания. Заодно с навыками и рефлексами… ну, с тем, что служило этому телу аналогом рефлексов. Вполне естественно и правильно: зачем мне-эктоплазменному помнить, что значит ходить, бегать, улыбаться, издавать ртом сложные членораздельные звуки, различать при беглом взгляде хвойные и лиственные деревья, творить стихийную магию и соблюдать правила этикета?

Всё перечисленное и множество не перечисленных вещей было нужно мне-человеку. Теперь же мне требовалось умение скользить на созданных мной самим волнообразных складках пространства, ощущать слабые поля тяготения далёких сгустков материи, различать миллионы оттенков цвета – не тот мизер, который доступен даже маленьким глазам людей, а практически весь спектр. Моё "осязание", точнее, его весьма отдалённый аналог, стало в десятки раз чувствительнее. Зато слух пропал полностью. Оно и понятно: какие в вакууме звуки? Или запахи? Моим "носом" стало всё то же зрение, ибо теперь я сделался живым спектроскопом и мог определять элементный состав далёких сгустков материи лишь лёгким изменением фокусировки моего многогранного восприятия.

А уж возможности ориентации… эх! В сравнении с таким ощущением пространства даже лётчик-ас показался бы жуком, ползающим по плоскому дну ящика бюро.

Но довольно. Всё равно человеческими словами все изменения описать нереально. Нечего и стараться. Важнее, что изменения становились тем меньше, чем слабее они были связаны с оболочкой и чем сильнее – с сознанием. Если "рефлексы" с органами чувств, как уже было сказано, сменились полностью, то абстрактное мышление оказалось практически не затронуто. Может, у обычного человека оно тоже изменилось бы радикально: как-никак, теперь я думал вовсе не мозгом, этой живой трёхмерной сетью, сплетённой природой из нервных клеток, аксонов и дендритов. Но моё сознание, привычное к трансам и медитациям, ставшее из-за занятий магией, изучения ламуо и купания в реке смыслов на много порядков пластичнее, почти не заметило перемен. Точнее, без труда подстроилось под новую картину реальности, данную в ощущениях.

И потому не стоит удивляться тому, что, как только я пришёл в себя, переборов приступ неожиданной эйфории, на меня навалилось кошмарное ощущение огромности. Бледное, как "чай" из использованного в двадцатый раз одноразового пакетика, ощущение схожей природы люди могут испытать, подняв голову и взглянув на ясное звёздное небо. Но небо – оно только вверху. А для меня пространство оказалось везде. На все шесть сторон от меня, причём постигаемое гораздо полнее и глубже, чем возможно для людей.

Когнитивный шок. Конфликт представлений.

Впрочем, с ним я тоже справился достаточно быстро (за что снова следует поблагодарить уже помянутую привычку к изменённым состояниям сознания). А когда справился, воспользовался новообретённой чувствительностью к пустоте по назначению и принялся искать следы активности разума. Параллельно я старательно расширял и сферу ментальной чувствительности – до пределов уже изведанных и далеко за этими пределами. Если бы я вздумал ТАК вслушиваться в мысли в населённом мире, я бы мгновенно потерялся в хаосе множественных мысленных сигналов и спутанных образов.

Вскоре оказалось, что для поиска, который я веду, даже миллион километров от Зунгрена – слишком мало. Мир-гантель гудел словно прямо "под ухом", как работающий высоковольтный трансформатор. Пришлось оседлать складку пространства и отлететь на расстояние, превосходящее радиус орбиты покинутого мира, чтобы избавиться от большей части помех.

Вообще-то я не особенно рассчитывал, что отыскать Неклюда будет легко. Но масштабы задачи предстали передо мной в истинном свете только тогда, когда я вслушался в мысленные сигналы по-настоящему. Межмировая пустота оказалась далеко не так пуста, как могло показаться. Больше того: в ней отдельными искрами, яркими огнями и целыми созвездиями сверкал активный разум. В ментальном восприятии близкий Зунгрен оставался чем-то вроде бледного солнца; но даже совокупное сияние миллиардов смертных сознаний, их гулкий, как эхо в пещере, монотонный хор не мог заглушить искрящиеся песни иных умов.