Дорога через безмолвие

Экстремальные температуры в центральных районах Австралии обычно переносятся довольно легко благодаря сухости воздуха, но в тот год жара выдалась особенно мучительной. Ртуть в термометре поднималась до 55° в тени и 70 °C на солнце. Земля прокалилась больше чем на метр в глубину, из деревянных ящиков с треском вылетали гвозди, а роговые гребенки крошились на мелкие кусочки. У людей переставали расти волосы, ногти становились ломкими, как стекло. Стерт перестал вести дневник, потому что из карандашей вываливались грифели, а чернила высыхали в ту же секунду, когда перо касалось бумаги. В лагере началась цинга, один человек умер; помощи ждать было неоткуда посреди огромной пустыни — даже птицы покинули этот ад, по растрескавшейся земле бегали лишь ящерицы и муравьи. Аборигены, встреченные экспедицией несколько месяцев назад, давно уже убрались из этих мест, сказав, что воды тут нет и не будет, поскольку «солнце выпило ее всю».

«На небе не было ни единого пятнышка, — вспоминал Стерт, — и ослепительно яркая луна безумно действовала на нервы. Спрятаться от ее света не представлялось возможным, и это оказалось одним из самых тяжких испытаний».

К апрелю жара немного спала и на горизонте стали набухать грозовые облака. Наконец 12 июля пошел дождь, пока робкий, мелкий, но через несколько дней уже лил как из ведра. Теперь приходилось мириться с наводнениями, ночным холодом и даже заморозками, зато можно было двинуться в путь. Жизнь возвращалась на истомленную землю — вновь появились лебеди, утки и другие перелетные птицы. Стерту пришлось отослать часть людей домой в Аделаиду; сам он с оставшимися направился дальше на северо-запад. В месте, названном им Форт-Грей, неподалеку от северо-западной границы Нового Южного Уэльса, он устроил еще один базовый лагерь, где и оставил почти всех членов экспедиции. Дальше Стерт пошел лишь с одним молодым спутником по имени Джон Харрис-Брауни. С собой они взяли провизии на пятнадцать недель. Путешественники достигли реки, названной Стертом Стшелецки-Крик[3], и продолжали путь на север, пока не оказались в странной местности, где лошадиные копыта высекали искры из твердых как кремень камней и не оставляли следов. Со всех сторон громоздились «крутые почти непроходимые песчаные дюны огненно-красного цвета». Эта песчаная гряда, продолжает Стерт, «похожа на застывшие морские волны, поднимавшиеся посреди гигантской равнины, где, кроме полоски низких деревцев далеко на северо-востоке и единственного сверкающего на солнце скального выступа, ничто не нарушает убийственной монотонности…»

Стерт нарек эту местность Каменной пустыней. За ней ему все еще мнился «приморский край», куда он стремился всей душой; пока же путники видели перед собой только дюны. В конце августа, добравшись до точки на 25° ю. ш. и 139° в. д., Стерт потерял надежду найти море в этой стороне. Земля вновь стала высыхать и трескаться — иногда буквально разверзаясь огромными щелями, издалека доносились взрывы, словно где-то у горизонта палили пушки. Стерт решил, что это воспламенялись «газовые эманации»; на самом же деле это из-за резкого перепада дневных и ночных температур от скал с треском откалывались каменные глыбы. 8 сентября они повернули обратно. «Поверьте, — писал Стерт, — у меня были самые серьезные причины для возвращения, иначе я ни за что бы не отступил. Трудно себе представить, сколь мучителен этот маршрут».

Назад они пробивались сквозь красные дюны, между которыми лежали похожие на белые глиняные чаши влеи[4]; на небе не появилось ни единого облачка, это был край контрастных цветов — красного, белого, синего. Стерт очень переживал неудачу, хотя, строго говоря, ее вполне можно назвать «полупобедой»: пусть путешественникам и не удалось добраться до центра континента, они прошли дальше, чем кто-либо до них. К концу седьмой недели, покрыв около 900 миль, путешественники появились в Форт-Грее; и лошади и люди к тому времени превратились в сущие скелеты.

Стоял уже октябрь 1845 года, экспедиция была отрезана от внешнего мира четырнадцать месяцев. Но Стерт не хотел возвращаться в Аделаиду. Надо сказать, что всех австралийских первопроходцев охватывала какая-то маниакальная страсть: они отчаянно стремились вперед, наперекор стихиям, не имея четко определенной Цели; они шли до тех пор, пока хватало сил, и лишь достигнув предела физических возможностей, поворачивали назад.