Дорога длиною в жизнь

С этого момента, наше преимущество в воздухе стало неоспоримым. Дело в том, что красные тоже не сидели на месте, и помимо уже основательно устаревших И-15 «Кертис» на театре военных действий появились более новые И-16 «Рата». Последние доставляли нам немало проблем. Их скорость и вооруженность была много выше чем на наших Не-51, и поэтому в тот момент, когда они появлялись в воздухе, нам не оставалось ничего иного, кроме как стараться оказаться как можно дальше он них. Хотя по маневренности мы и не уступали, и даже в чем-то превосходили их, но одно то, что после каждой очереди из установленных на самолеты пулеметов, приходилось перезаряжать их вручную, отвлекаясь от боя, говорило уже о многом. В итоге, чаще всего мы приземлялись с обожженными от случайного прикосновения к раскаленному стволу пальцами, и потеках масла от очередного прохудившегося патрубка.

Сейчас же после появления Bf.109, все изменилось с точностью наоборот. Хотя вооружение и оставляло желать лучшего, все-таки винтовочный калибр установленных пулеметов был не совсем тем оружием, которое было необходимо для сражений в воздухе, но зато скорость и маневренность новых самолетов, на много превосходила «крыс» или хотя бы давала шансы на равную борьбу в воздухе.

Мне достался один из этих самолетов, который по моей просьбе украсили изображением черной кошки, а я ласково называл его «Багирой», вспоминая когда-то услышанные рассказы Длинного, которыми он успокаивал меня, во время болезни и побега из детского приюта имени Троцкого, а позже я и сам прочел это бессмертное творение Редьярда Киплинга.

После получения нового самолета, меня перевели в разведывательную эскадрилью. Это означало, что большую часть времени, я занимался полетами в глубину территории республиканцев, в основном занимаясь фотографированием их позиций. Вот где точно пригодилось мое прошлое увлечение фотографией. Правда сейчас оно сопровождалось большим и более реальным риском, чем ранее, когда я фотографировал бабочек и мотыльков, но это мне нравилось. К тому же очень часто, чтобы доставить фотографии до места, мне приходилось вступать в одиночные бои с противником. Правда учитывая, что большая их часть происходила над вражеской территорией, многие из этих побед было сложно доказать. Но это было не самым главным. Я чувствовал, как с каждой новой победой, приходит ощущение радости от того, что я отдаю долг, своему погибшему от рук большевиков отцу. И это меня удовлетворяло гораздо больше, чем нарисованные на корпусе моей Багиры кресты, которые я мысленно ставил на могилы уничтоженных мною врагов.

В феврале 1938 года, с очередной ротацией меня отправили обратно в Германию. Честно говоря, я итак уже перевалил все возможные сроки пребывания в Испании, учитывая то, что ротация летчиков происходила каждые шесть восемь месяцев. Просто вначале, я отказался от переезда после ранения, проведя реабилитационный период на месте, а затем, после поставки новых истребителей, сразу же взял один из них лично для себя, и потому продолжил службу в Испании.

По приезду в Берлин, мы встретились с основателем люфтваффе Германом Герингом, который поздравил нас с успешным завершением командировки и подтвердил полученные там офицерские звания. Благодаря этой поездке, я за какие-то два года, вырос из оберлейтенанта, до майора. Позже, после победи Франко и окончания Гражданской войны, Всем ее участникам были вручены соответствующие награды. От Испании я получил «Медаль за Испанскую компанию 1936–1939» А от Германии «Испанский крест» В золоте с мечами и крестами. До высшей награды с бриллиантами, мне не хватило всего двух побед. Но по большому счету, воевал я там не за награды. Точнее сказать лучшей наградой была осуществленная месть за погибших родителей.

Глава 6

6

Она стояла возле проезжей части на Хиртен штрассе, почти на самой окраине Берлина, похоже поджидая такси, которое в этом районе города если, когда и появлялось, то скорее совершенно случайно, или по предварительному заказу. Было довольно пасмурно, сыро из-за того, что местами накрапывал мелкий дождик, и довольно холодно. Осень в Берлине, это не осень в Римини. Весь вид ее говорил о том, что она стоит здесь довольно долго, изрядно промокла, в своем демисезонном пальтишке, и когда-то нарядной весенней шляпке, устала и вся дрожит от пронизывающего ее холода, под порывистым, набегающим время от времени ветром, выстуживающим ее несколько худощавую фигурку под тонкой тканью промокшего насквозь пальто.