Молодой мужчина в общем-то не особенно испугался, и между нами произошла небольшая потасовка, закончившаяся вничью. После этого, мы, как-то спокойно взглянув на случившееся между нами недоразумение, довольно быстро нашли общий язык, и то, что рассказал мне Михаил, повергло меня буквально в шок.
Как оказалось, та поездка в Мюнхен и была организована для того, чтобы достаточно безопасно и без лишнего шума, вывезти Татьяну за пределы Германии в СССР. Тогда в Мюнхене формировался железнодорожный состав, на котором в СССР, должны были вывозить оборудование для какого-то завода. В это время, подобное происходило довольно часто. СССР, поставлял в Германию нефтепродукты, уголь, железную руду, лес, а взамен получал станки, автомобили и что-то еще. Под большим секретом, Михаил поведал мне о том, что отец Татьяны был арестован. Именно поэтому, Татьяну, как дочь «врага народа», тут же эвакуировали в союз. К тому же, как оказалось наши с нею встречи, тоже не остались вне поля зрения, и то, что она встречалась с немецким офицером, дало лишний повод убрать ее из Германии.
— Я, конечно понимаю твои чувства, Алекс, но будет гораздо лучше для всех, если ты не станешь наводить справки о том, где именно она сейчас находится. Поверь, этим, ты только усугубишь ее участь. Да и найти ее практически невозможно.
— Где она хоть может быть?
— Где угодно. Одно то, что она встречалась с тобой может грозить ей обвинением в шпионаже. А в Союзе тысячи лагерей, и куда именно отправили ее, знают только высшие руководители. И радуйся если все сложилось именно так, вполне могли просто расстрелять.
Правду сказал мне Михаил, или же соврал, ради каких-то высших, одному ему известных целей, я не знаю. Но, то, что Татьяны действительно нет среди сотрудников посольства, я убедился чуть позже, когда смог разговорить одну из немок, пожилую женщину, служащую там в качестве уборщицы. Она рассказала, что да, там действительно работала некая Татьяна, но вот уже как минимум месяц, а то и больше как уехала обратно в СССР.
Больше надеяться было не на что. В какой-то момент, мне в одной из газет попалась статья о репрессиях, царящих сейчас в СССР, и это наложившись на мои потери, вызвало у меня такую ярость, что я тут же, немедля не минуты, отправился в Берлин, где, добившись встречи с фон Рихтгофеном, потребовал отправить меня на фронт. Генерал, знавший меня еще с Испании, не возражал против моего участия в боевых действиях, правда посетовал на отсутствие в данный момент новой авиатехники. На что я предложил ему, приобрести истребитель за свой счет.
Моим самолетом стал Messerschmitt Bf 109 серии Е-4 с двумя спаренными пулеметами калибра 7,92 мм смонтированными в корпусе и двумя пушками в консолях крыльев, с обтекателями по двадцать снарядов на ствол. Кроме того, кокпит защищала стальная плита, со стороны спины, перекрывающая весь диаметр корпуса, а впереди бронестекло, толщиной почти в пятьдесят миллиметров. Установленное под наклоном. На корпусе самолета красовалась все та же черная пантера. Хотя сегодняшние самолеты именовали уже — Эмилями, я свой продолжал называть Багирой, как в Испании.
Очень скоро, мой самолет увидели в небе над Африкой, а следом и в Британии. Особенно сильные бои происходили именно над Ла-Маншем, Мы сопровождали бомбардировщики, прикрывая их от английских истребителей, и в общем-то чувствовали себя достаточно уверенно, учитывая то, что, Messerschmitt Bf 109Е сейчас был лучшим истребителем мира. И единственное, что нас несколько пугало, так это возможное падение в холодные воды пролива. За все время боев меня сбивали дважды. Первый раз я попал под взорвавшийся в воздухе бомбардировщик, оказавшись в момент взрыва слишком близко от него, и поэтому пришлось покинуть самолет и спасаться с помощью парашюта. В тот день мне несказанно повезло в том, что я умудрился приземлиться на палубу немецкого эсминца.
Следующую неделю, я просто отдыхал, проводя время в компании офицеров военного корабля, до того момента, как мы вернулись на базу в Киль.
Второе падение оказалось для меня критическим. Впрочем, это произошло много позже. Вначале я съездил в отпуск, посетил свой замок, и оставил доверенность своему управляющему, на распоряжение куда большими суммами, чем были выделены ему ранее. Затем предчувствуя, возможную гибель, все же война дело непредсказуемое, завещал, свой замок и большую часть имеющихся у меня средств на организацию образцового детского приюта. В момент написания завещания, в моей голове возник образ Длинного и потому, я не мгновения не сомневаясь отписал, чтобы приюту дали имя Семёна Шумилова. Конечно это была своего рода шутка, но кето знает, вдруг Длинный, находится где-то неподалеку, и то, чьё имя будет носить приют даст ему понять о том, что я помню его.
Единственное, о чем я жалел до последних минут своей жизни, так это о том, что так и не успел дотянуться до СССР, чтобы отомстить за отнятую у меня любовь. А сидеть у камина дожидаясь, когда наконец откроется Восточный фронт было выше моих сил.