В отличие от Гарри Поттера, который жил под лестницей у Дурслей, места здесь было несколько больше. В самом торце под ступенями, находилась мамина койка, и имелся узенький не больше тридцати сантиметров проход, между стеной и кроватью. Сразу же за кроватью находился небольшой письменный стол, когда-то стоящий в комнате завхоза, затем списанный с баланса, и выкупленный моей мамой. На этом столе я делал уроки, и там же стоял керогаз, а боковых тумбах, мама хранила кое какие продукты и посуду. Керогаз, мама получила в качестве награды к годовщине октябрьской революции в честь повышения успеваемости среди учеников нашей школы, и очень гордилась им, не подпуская к этому прибору никого включая и меня. Тут же на столе стоял чайник, литровая кастрюлька с деревянной крышкой, а на гвоздике над столом висела небольшая чугунная сковорода, с деревянной ручкой. Дальше за столом находился слегка обшарпанный книжный шкаф, который мама при помощи местного плотника слегка переделала, превратив в частично в платяной, а частично в продуктовый шкаф. С самого низу у него находился небольшой закрывающийся на замочек ящик в котором хранился чай, сахар, а иногда и конфеты. Из-за отсутствия ножек, он стоял на нескольких кирпичах, заодно и перегораживая комнату на две части. За стеной шкафа как раз находился и мой закуток. Здесь вместо кровати был сколочен деревянный топчан, на котором для мягкости находились два тюфяка плотно набитых сеном, которое меняли каждое лето, льняная простыня и байковое одеяло с точно такой же простыней вместо пододеяльника. В головах подушка, набитая все тем же сеном. Спать на всем этом было довольно мягко и удобно. Впрочем, не будь ничего этого я бы тоже, наверное, не жаловался. Вспоминая то, как мы с Лехой ночевали в подворотнях, или подвалах, это место можно, наверное, было сравнивать с моим замковым ложем, и периной из лебяжьего пуха.
Внутренняя стена, возле которой располагалась лестница ведущая на второй этаж, была капитальной, плюс к тому, там, где находился мой топчан, из стены чуть выступал полукруглый бок печи, благодаря которому в нашей комнатушке всегда было тепло, особенно возле моего топчана. Под топчаном имелся довольно большой ларь, напоминающий сундук, в котором хранилась теплая зимняя одежда. Учитывая, что зимы здесь очень много, а теплых дней не больше двух месяцев, большую часть времени, ларь оставался пустым. или использовался под что-то иное.
Лестница была достаточно широкой, поэтому ширина нашей комнатки достигала примерно полутора метров. Вторая стена, отделявшая нашу квартирку от общего коридора, было набрана из тонких деревянных плах, закрывающих подлестничное пространство, и сбитой из таких же плах неширокой двери, располагающейся примерно посередине комнаты, в районе обеденного стола. С одной стороны, комнатушка была очень мала, с другой очень удобной.
В первую очередь тем, что за нее у мамы списывали из зарплаты какие-то совсем, по ее словам, смешные деньги, скорее не как плату за квартиру, а больше за то, что у нас над столом висела лампочка. В нашей комнате совершенно не было окон, и единственное освещение осуществлялось только при помощи нее. Причем, чтобы зажечь свет, приходилось вкручивать ее в патрон, а после оборачивать руку какой-нибудь тряпкой, потому что лампочка сильно раскалялась. Сгорала лампочка довольно быстро, в лучшем случае ее хватало на месяц-два. Позже, когда я подрос, то добывал сменную, скручивая ее в одной из классных комнат, а до этого момента, приходилось покупать. Причем, чаще всего на рынке из-под полы, потому что в магазине они появлялись очень редко.
Второй проблемой после маминого освобождения оказалась еда. В то время пока мама считалась осужденной мы состояли на довольстве в женском общежитии, где нас худо-бедно кормили три раза в день. Не сказать, что очень сытно, или разнообразно, но тем не менее голодными мы себя не чувствовали. Во всяком случае я. Сейчас же приходилось заботиться о себе самим. Правда примерно с 1949 года, то есть когда я пошел в третий класс в школьной столовой для учеников стали выдавать горячие обеды, а для учителей, эти обеды обходились в половину стоимости. Поэтому обедали мы чаще всего в школьной столовой.
И не потому, что мама не умела готовить. Она как раз делала это хорошо, но вот с продуктами чаще всего были проблемы. Да и так было гораздо дешевле. Особенно учитывая то, что я родился в июне 1940 года, считай всю Великую Отечественную Войну и годы разрухи, последовавшие за ней, провел здесь в Магадане. Единственным достаточно недорогим и доступным в любое время года продуктом питания в этих местах, была морская рыба, крабы и очень, очень много красной икры. Это много позже, крабы и икра станут большим дефицитом, сейчас же их было столько, что порой их мясо лезло из ушей. А икрой вообще кормили собак. Но с другой стороны, мы хотя бы не голодали, как это происходило на материке. Хотя с хлебом и другими продуктами перебои все же случались.