Самые ровные из них, откладывались в сторону, а затем стараниями старших групп и воспитателей превращались в разноцветные кубики. Правда разноцветность ограничивалась чаще всего зеленым, синим, белым и коричневым. То есть теми цветами, что шли на ремонт домов и покраску жилых помещений. Но мы, честно говоря были рады и такому, хотя бы потому, что в противном случае, не было бы и этого. Мальчишки, строили из всего этого домики и башни, а девочки, дико завидовали своей подружке Настеньке, у которой, в один прекрасный день появилась кукла, сделанная кем-то из родителей, в виде довольно большого куска материи, из которого умелыми руками было сотворено что-то похожее на маленькую игрушечную девочку.
Довольно объемистый клок ваты, был перетянут нитками так, что образовал собой небольшую голову с наклеенной на нее паклей, изображающей волосы. Немного вытянутое туловище, к которому были пришиты такие же тряпичные руки и ноги, после чего, на голове чернилами была обозначена улыбка, глаза и носик. Девочка была на седьмом небе от счастья, наряжая свою «доченьку Аннушку» и то укладывая ее спать, то выводя на прогулку, а то и кормя чем-то из воображаемой ложечки. Девчонки не отходили от нее ни на шаг, наблюдая за ее действиями, а когда Мишка Сарычев, сын одного из красноармейцев службы конвоя, отобрал ее у Насти и бросил в печь, объявив ее врагом народа, я, наверное, впервые в жизни подрался, надавав Мишке тумаков. И, наверное, единственное, что спасло меня, а вернее мою мать от возмездия, так это то, что Настин отец служил замполитом в той же части, что и Мишкин отец.
Не знаю, что там произошло на самом деле, но довольно скоро, Мишка исчез из нашего садика, а в разговоре взрослых я как-то услышал слова о том, что Мишкиного отца наказали за какой-то проступок и отправили со всем семейством на дальний прииск. Возможно перевод никак и не был связан с сожженной в печи куклой, но по большому счету, это было и не так уж и важно. Для меня же главное состояло в том, что нам не стали мстить, что в противном случае, было вполне вероятным. Позже, я вначале пытался окольными путями узнать, с кем имею дело, а уж после решать, стоит ли бить этого чудака, на букву «М» или же лучше просто обходить его десятой дорогой только из-за того, что ответ может больно ударить по маме. Я готов был стерпеть многое, только для того, чтобы мама жила спокойно.
Что интересно, нас детей не делили на тех, кто принадлежит вольнонаемным родителям, и тех чьи родители, по тем или иным причинам прибыли сюда для отбытия наказания. С другой стороны, нас было не так уж и много, а организовывать что-то отдельное из-за десятка ребятишек, наверное, было не слишком рентабельно. Да и потом, мать довольно скоро вышла по УДО, то есть на Условно Досрочное Освобождение. Другими словами, она уже как бы считалась отбывшей свое наказание, но в тоже время, не имела право покидать этот город. С одной стороны, это как бы и радовало, но с другой появились новые проблемы. Если раньше нам были выделены два места в женском общежитии для осужденных с детьми, то вскоре пришлось искать место для жилья. Правда оно достаточно быстро нашлось в нашей местной школе, и вскоре мы с мамой обживали крохотную квартирку из маленькой десятиметровой комнатки под лестницей.