Дорога дней

— Милые вы мои! Вот наберу из вас армию, настоящую армию, и пойдем крушить капитал.

Часто он рассказывал нам о гражданской войне. Рассказывал о смелых парнях, которые бились и погибали за свободу, боролись против богачей. А про капитал ничего не говорил. Слова «богач» и «буржуй» нам были уже знакомы. Например, все мы знали, что Рапаэл богач: у него есть дом, сад, магазин. Богатый — значит, буржуй. Но кто был этот капитал, никто из нас не знал.

— Товарищ Сурен, а кто такой капитал?

— Да как вам сказать…

— Плохой человек?

— Очень! — смеялся он, отдавая нам вырезанные из ивы свистульки, и говорил: — Ну, теперь идите. Вырастете — узнаете, а я ведь еще и не обедал.

Он входил в дом, брал мыло, полотенце и долго плескался и фыркал во дворе у подвешенного к дереву рукомойника. Мы и тогда не отходили от товарища Сурена. Свистели в его свистульки прямо у него под ухом, а он делал вид, будто сердится:

— Ну-ка, прочь, а то всем носы пообрезаю!

И шел обедать.

Загадка капитала придавала товарищу Сурену таинственность.

СЫН КЕРОСИНЩИКА ПОГОС

По-моему, среди нас самым счастливым был Погос. Он держал несколько пар голубей. Каждое утро он поднимался на крышу, запускал своих пернатых и смотрел, щурясь, как они парят высоко в воздухе.

В нашем квартале, кроме Погоса, были еще голубятники, и среди них самым большим специалистом слыл Хачик, сын гончара — Двухэтажного Овака. Часто мне приходилось видеть, как Хачик приманивает чужих голубей, ловит их, сажает в клетку. Его же голуби так привыкли к своей голубятне, что никому не удавалось их сманить.

Изредка и Погос приманивал чужих голубей. В такие дни и настроение у него было особенно приподнятое, и с товарищами бывал он особенно ласков и предупредителен, а по улице вышагивал с видом победителя.

Однажды Погос приманил красивого белого голубка.

— Ах ты мой миленький! — радостно приговаривал он, прижимаясь щекой к его теплой грудке.

— Здорово, торговец. Скольких сегодня надул?..

Я посмотрел на белого, будто слепленного из снега голубя и подумал о том, как счастлив Погос. А Погос засмеялся и сказал:

— То-то! А ты учителем хочешь быть, башка!

Только Погос спустился с крыши, держа в руках пойманного голубка, как объявился Хачик.

— Отдай! — потребовал он.

— Почему?

— Мой голубь.

— Раз я поймал, значит, мой, — заупрямился Погос. — В прошлый раз ты моего сизого приманил, разве я просил обратно?

По неписаному правилу голубь принадлежал тому, кто его сманит. Но Хачик был старше нас на несколько лет и сильнее.

— Чко! Учитель! — закричал Погос, стараясь вырваться из рук Хачика.

Но, когда мы подоспели, Хачик уже выхватил голубя и убежал.

— Ах ты!.. — зло плюнул ему вслед Погос и нагнулся за камнем.

В ту же минуту чья-то рука поймала его за ворот.

— Ты что делаешь, балбес!..

Хачик унес голубя, а Погоса увел отец.

Но история с белым голубем на этом не закончилась.

Вечером мы собрались на церковном дворе обсудить происшествие.

— Чтобы такой дурак забрал у меня голубя! — чуть не плача от досады, ругался Погос.

Амо относился к происшедшему философски.

— Голубь что, — говорил он, — дело не в голубе, только вот получается, что раз ты сильный, так и гуляй как хочешь!

Ну и решили мы отомстить Хачику. Стали обдумывать, как бы это сделать.

Чко вспомнил о кувшинах, расставленных на крыше Хачикова дома, и его предложение показалось нам блестящим.

С утра мы засели на соседних крышах. Амо подал знак, и в злополучные кувшины полетели камни. Послышался короткий, сухой треск. Выскочивший из дома Двухэтажный Овак замахал руками, как крыльями ветряной мельницы:

— Вай, бессовестные, разбойники!..

Мы быстро посыпались с крыш. Но, когда я спрыгнул, кто-то крепко схватил меня за руку.

Хачик хорошенько избил меня, а отец, заняв у парона Рапаэла три рубля, уплатил стоимость разбитых кувшинов и коротко приказал:

— Чтоб я тебя больше не видел с этими паршивцами!

МОЯ МАЛЕНЬКАЯ УДАЧА, И СНОВА О ЗАГАДКЕ КАПИТАЛА

Понятно, что невозможно подчиниться воле отца. Он вскоре и сам это понял. Мне нужны были товарищи, а вокруг только эти ребята: сын керосинщика Погос, кривоносый Амо, Чко и несколько других. Тем более, что они (мне кажется, и отец так думал) были не такими уж плохими. И я, в который раз пообещав родителям больше не озорничать, вновь получил право играть с товарищами.

Не знаю, откуда сын керосинщика Погос раздобыл для меня пару голубей. Чтобы не оставаться в долгу, я, в свою очередь, подарил ему белый костяной свисток и занялся голубями.

На крыше Погос деятельно наставлял меня, восхищенно добавляя:

— Ах вы миленькие! Ты погляди только, как они кувыркаются!..

А отец расстроенно говорил матери:

— Ну вот, теперь мальчишку от птиц не оторвешь…

И действительно, я, позабыв обо всем, занимался только голубями и даже в школе думал только о них.

— Что это с тобой случилось? — удивлялась товарищ Амалия. — Ты стал рассеянным, невнимательным…

Через несколько дней выяснилось, что об этом она сообщила моим родителям. Потому-то все и случилось.