Дорога долгая легка… (сборник)

— Два картина, — ответил сосед шепотом. — Очень плохой. Тогда пленка был мало. Один картина он кончил. Другой — из Москвы режиссер кончил. Рахметов уже кончился. Он слабый был. Очень больной.

— Что должен быть в современный картина?! — воскликнул старый режиссер и долго молчал. Аудитория приняла паузу за конец выступления и оживилась. Но пожилой режиссер не дал сбить себя с толку. — В современный картина должен быть много примет советской власти. Без этого картина может быть слабый… Я не понял, был ли этот девушка комсомолка.

— Товарищи, — призвал молодой режиссер, явно намекая на безграмотность старого. — Побольше художественного анализа…

Выступавшие стали давить на эрудицию. Был даже упомянут Джеймс Олдридж, трижды Чингиз Айтматов и четыре раза чеховское ружье, которое должно все время стрелять. Режиссер Кубасов сказал, что ему в этом сценарии действительно не хватает выстрелов. Говорили о необходимости пластики, ритмики и параллельного монтажа. Когда цитаты стали повторяться по третьему разу, Зенкович впал в полный ступор.

Заметив отеческим оком депрессивное состояние автора, директор обратился к нему с ободряющей и даже ласковой речью.

— Почему бы уважаемому автору, — сказал он, — не поехать в нашу родную долину? Лучше этого места нет в мире. Чтобы там на месте увидеть простых тружеников горного кишлака. И даже, может быть, познакомиться с девушкой, пленившей сердце нашего поэта Муртаза.

Муртаз горячо поддержал эту идею, однако уточнил, что свою девушку он писал в буфете, в аэропорту, в общем, в другом месте…

Все заулыбались и сказали, что они понимают сложные пути творчества.

Зенкович подал голос. Он сказал, что сегодня же вечером он отбывает в горную долину.

Худсовет воспринял это как здоровую и оптимистическую реакцию на принципиальную, конструктивную критику и постановил выдать Зенковичу еще пятнадцать процентов гонорара. Поэт Муртаз выехать сейчас в долину не мог. Он должен был искать деньги и ходить на работу. Кроме того, настоятельные сексуальные поиски прочно привязывали его к республиканскому центру. Однако Муртаз снабдил Зенковича отличными рекомендациями. Он сказал, что в райцентре третий секретарь райкома Гопузов, один из его родственников, найдет для Зенковича лучшее место на земле, где ему жить. Скорей всего, это и будет родной кишлак Муртаза. Или родной кишлак директора студии.

Вместе с Муртазом Зенкович побывал на приеме у молодого директора.

— Увидите нашу долину, — лирично сказал директор. — Не забудьте описать в сценарии желтые маки…

Потом он напомнил Зенковичу, что у друга его Муртаза так много, так много детей… Может, это означало, что Зенкович, получив пятнадцать процентов, должен был оказать поэту материальную поддержку. Зенкович предпочел не задумываться над смыслом этого намека.

Вместе с редактором Зенкович побывал на приеме у председателя Комитета кинематографии республики. В ведении комитета находилась все та же небольшая студия «Бахорфильм», так что председателю не оставалось никаких других занятий, кроме упорной борьбы за власть с непосредственным руководством студии. Редактор информировал Зенковича, что в этой борьбе за последние пять лет погибло уже три директора студии и два председателя комитета.

Председатель комитета сказал, что он в общем и целом удовлетворен сценарием. Он только просит вставить туда, как иностранцы восхищаются успехами Бахористана в строительстве социализма.

— Один очень знаменитый американский писатель… — задумчиво сказал председатель. — Как же его? Манн? Нет, не Манн…

— Фолкнер? — подсказал редактор.

— Нет, — покачал головой председатель. — Примерно так… Альфред Шмальц…

— Альберт Мальц?

— Может быть… А может, и нет. Он сказал, что сколько он проехал в мире, а лучше Бахористан не видел… Хорошо было бы туда вставить сотрудничество в рамках СЭВ. Остальное совсем не очень плохо…

Выйдя от председателя, Зенкович двинулся в гостиницу собирать вещи.

Через час попутная машина, уходившая в горы, подобрала Зенковича на шоссе. Путешествие началось. Зенкович улыбался, глядя на прекрасные снежные горы, и мало-помалу забывал кромешный мрак обсуждения.

Ах, дорога! Новые места, новые люди, и времена, и нравы, а чаще просто волнение, просто ожидание — вот оно, откроется за поворотом нечто невиданное, незнакомое. А когда так ждешь, и правда начинает казаться, что все здесь немножко другое в этих местах, все тобой еще не виданное — и горы не те, и люди другие. А может, они и правда чуть-чуть другие. А еще чуток разницы сам уж дотянешь, за счет своего ожидания и радостного настроения. Дорога, кто не любит тебя, дорога? Недаром ведь родился в нашей стране известный анекдот — про человека, который все мечтал, все добивался уехать в другую страну, где молочные реки, а едва уехав, добивался разрешения возвратиться назад, потом снова маялся, добивался, чтобы разрешили уехать (по этой вот трудности передвижения и заключаем мы, что анекдот наш, отечественный), и так до тех пор, пока власти, ведающие затруднением передвижений, наскучив всей этой маетой и обозлившись вконец, не прикрикнули: