Выдох же он поймал губами. Жадными, настойчивыми, несдержанными до той степени, когда пример вдруг становится заразительным и ты начинаешь отвечать так же страстно, так же настойчиво. И уже кажется, что поцелуев мало, и нестерпимо хочется большего. Льнешь к нему всем телом и совершенно неприлично обхватываешь ногами мужскую талию, жалея, что до сих пор не успела стянуть с него штаны.
Феникс подался вперед и плотно прижался ко мне бедрами. Даже сквозь двойную ткань его брюк и тонкий шелк своего белья я почувствовала, как быстро он возбудился. Фауст с хриплым стоном потерся об меня и, чуть отстранившись, вновь толкнулся, еще теснее прижимаясь ко мне пахом. И все бы хорошо, да только следующее его движение было слишком резким. Кровать по инерции проехалась по паркету и стукнулась изголовьем об стену. А на этой самой стене… Короче, голову оторвать тому, кто додумался повесить над кроватью картину!
По закону подлости эта самая картина в тяжеленной багетной раме сорвалась вниз и попала как раз по затылку мужчине. Потом немыслимым образом отрикошетила и заехала острым краем мне по лбу. Короче, мы с Фаустом дружно взвыли, одновременно дернулись и для пущего эффекта еще и лбами столкнулись. У меня аж искры из глаз брызнули.
— Демоново невезение! — зло выругался феникс и аккуратно тронул ладошкой мой лоб. — Люб, ты как, жива?
— Жить буду, но не факт, что долго и счастливо, — отозвалась я, все еще лежа с закрытыми глазами. Под веками до сих пор плясали разноцветные звезды, и я изо всех сил пыталась их разогнать.
— Посмотри на меня, — обеспокоенным тоном проговорил пернатый и вновь аккуратно погладил меня по лбу. А в следующий момент я почувствовала под его пальцами приятный холод, и боль стала потихоньку отступать.
Теперь оставалось справиться лишь с головокружением. Благо я сейчас лежу, а значит, потерять равновесие и упасть мне точно не грозит.
Осторожно приоткрыла один глаз, потом второй. Свет казался слишком ярким, и картинка перед глазами плыла. Но постепенно и зрение приходило в норму.
— Сколько пальцев видишь? — помахал растопыренной ладонью у меня перед носом Фауст. Я отмахнулась от нее, как от назойливой мухи, и приподняла голову. Поглядела на лежащую на подушке картину, на которой был изображен морской пейзаж. Зло пнула холст, а Фауст и вовсе сграбастал его и зашвырнул под кровать. Правильно, так его.
Потом оглядел стену, видимо, проверял, не висит ли там еще чего-нибудь опасного. И лишь убедившись в отсутствии оного, откинулся на спину и утянул меня за собой.
— Надеюсь, нам больше ничего не помешает… — проговорил феникс, обхватывая широкими ладонями мои ягодицы. Ох, да он на продолжение настроился. Впрочем, почему бы и нет? Вроде моя голова уже пришла в норму, да и боль феникс снял, а посему можно и продолжить!
Прильнула грудью к его обнаженной груди, чувствуя, как твердеют соски. Шаловливо потерлась о него, демонстрируя сей занимательный факт. И с готовностью ответила, когда Фауст впился в мои губы жадным поцелуем. А потом почувствовала, как его ладони сместились выше, пробрались под сорочку, оглаживая изгибы тела. И вдруг меня резко дернули наверх и одним быстрым движением стащили через голову ненавистную одежду. Фауст припал губами к ключице, обрисовал языком впадинку у горла. Я же, воспользовавшись удобным положением наездницы, запустила пятерню в его волосы и начала потихоньку расплетать длиннющую косу, с удовольствием пропуская меж пальцев гладкие шелковые прядки, наблюдая, как золотистые в свете масляной лампы локоны рассыпаются по плечам. Шелковым занавесом укрывают широкую спину.
Фауст с протяжным стоном откинул голову, наслаждаясь легкими массирующими движениями — все же я успела кое-чему научиться и знала, как доставить пернатому удовольствие. А сама глядела на него и чувствовала, как внутри рождается сладкий трепет, томление и предвкушение ответных ласк. И вместе с тем желание доставить ему еще большее наслаждение — ловить громкие стоны, срывающиеся с чувственных губ, видеть свое отражение в потемневших от желания синих глазах.
Феникс вновь принялся с энтузиазмом изучать мое тело. Скользил губами по шее, опалял горячим дыханием нежную кожу и уже двинулся к изнывающей по ласкам груди, как вновь случилось непредвиденное.
С грохотом распахнулось окно, и в комнату ворвался прямо-таки ураганный ветер. Кожа моментально покрылась мурашками, и я инстинктивно прижалась к горячему соседу, ища тепла и защиты в его объятиях. А ветер свирепствовал. Швырял в лицо волосы, теребил тонкие занавески, грозя порвать их на лоскуты.