Дорога домой

— Даккар, девушку на осмотр к доктору срочно и покормить, предупреди повара, чтобы ничего тяжелого для желудка из еды лучше супчик или бульон мясной, а

— Мне ничего не надо, я в порядке, — сказала хаврийка, я кивнула.

— Проводи

— Эфа.

— Проводи Эфу в гостевую палатку, скажи парням, чтоб принесли теплой воды и тоже какую-нибудь легкую пищу, а я сейчас подберу что-то подходящее из одежды.

Даккар, кивнув, повел Эфу в палатку, — я была уверена, что он меня понял правильно и не оставит женщину без присмотра, — хаврийка, не хаврийка, а осторожность к незнакомке надо проявить, даже если она безумно похожа на твою мать. Стражник же, которого подозвал к себе Даккар, забрав с собой бледную девушку, направился в сторону стоявшей недалеко палатки лекарей. Они прилетели давно, но, к сожалению, нормальный Лекарский Дом мы еще не достроили, так что им приходится все так же работать в палатке, благо погода еще позволяет. За стражником с девушкой в хвост зачем-то пристроился вампир, но я себе голову этим забивать не стала, честно говоря, не до того было.

Не обращая внимания на еще не отмерших отца и Томаниса — может это и к лучшему, я первая новости узнаю — быстро метнулась к себе обратно в палатку собрать кое-что из одежды для странной гостьи.

* * *

У нее были мамины глаза и уже немного заметные морщины вокруг них. Серые, на солнце они становились почти голубыми, я это точно знаю. Вот уже пять минут мы сидели напротив друг друга и внимательно рассматривали каждую незначительную деталь, ставя ее на полочку «сходства» или «различия». Я не спешила заговаривать, держа паузу и ожидая от этой женщины первого шага.

— Ты ведь дочь Салики, — скорее подтвердила сама себе свои выводы.

— А Вы, скорее всего, ее мать, — не люблю оставаться в долгу.

— Плохо она тебя воспитывает, — фыркнула Эфа, заставив своими словами окаменеть мое лицо, и словно уловив что-то уже более мягким тоном, — извини. Просто нелегко неожиданно встретиться лицом к лицу со своим прошлым, которое пыталась всю жизнь забыть, это она про Томаниса, что ли?

— Ну-у-у, когда-то это все равно произошло бы.

— Не будем о неприятном, — хмыкнула она на мое замечание, как будто показывая свое мнение то ли по поводу Томаниса, то ли по поводу этой встречи в целом, — значит Салика вышла замуж за тхае и этот брак дал такой неожиданный результат? Кстати где она? Приехала со своим отцом проведать дочь или нет?

— Мама умерла, — сглотнула ком в горле, — почти двадцать лет назад.

Иногда, под давлением сильных эмоций наши маски, лелеемые годами и практически приросшие к нам, как изломанная глина осыпаются кусками, оставляя на виду то, что под ней, как открытую рану, и совершенно неживые глаза.

Я видела боль. Боль, которую привыкли скрывать глубоко внутри себя. Сейчас же была не просто боль огонь, сжигающий все внутри, корежащий то, что еще оставалось живым, превращая в черную обуглившуюся массу. Я чувствовала этот огонь, как свой, заново переживая, как в первые дни после смерти мамы, когда пыталась осознать и хоть как-то примириться с происшедшим.

Это невозможно сыграть. Это можно только почувствовать. И я верила.

За ту самую боль-огонь я была готова простить этой женщине многое, в том числе и ее отсутствие в наших жизнях на протяжении стольких лет. Рука сама потянулась к сгорбившейся и ставшей, вдруг, совсем маленькой фигурке. Сама повернула ее к себе, прижала и легонько обняла. И я рассказывала. Рассказывала о том, как маме жилось в семье Томаниса в роли «сироты приблудной».

О том, что она узнала о своем происхождении уже после рождения двух дочерей.

О ее любви с моим отцом и о его гибели.

О медленно угасающей жизни в ее глазах, когда она задумывалась о чем-то глубоко личном для себя.

И о своем втором отце, который оказался достаточно сильным для того, чтобы полюбить не родного по крови ребенка. И еще и еще и еще.

Я не помнила, когда ее боль-огонь стала моей, переживая все заново. Языками пламени выжигая в себе, уже казалось бы, зарубцевавшиеся раны утраты. И уже не мои руки обнимают ее, а она меня прижимает к себе. Чувства родства с этой женщиной, не столько кровного — сколько духовного, прорвало тщательно выстроенную мной плотину на пути потока излияний чувств и эмоций.

Сколько мы так сидели, я не знаю, но я была рада своей предусмотрительности и приказу своему «хвосту» из охраны никого не впускать, пока я не разрешу.

Ее жизнь тоже оказалась не самой легкой. Никто не хотел иметь дела с нищей хаврийкой, не имеющей поддержки семьи, пока она не встретила молодого степняка, предка, теперь уже мертвого, молодого вожака племени. Мужчина оказался достаточно умен для того, чтобы пригласить Эфу жить в его, тогда еще маленькое, племя. А та, испытывая благодарность, помогала ему, используя свой Дар клана Видящих в оценке окружающих людей.