Дорога домой

– Обратите внимание, генерал, – тихо сказал Власин, вновь перейдя на «вы», – Иуды встречаются повсеместно, а Иисус – один. Предавая, Иуда всегда предает Его, кого бы ни предал. Но мне надоела эта болтовня! Что от меня требуется?

– Ладно тебе! На «вы»! Ну, хорошо! Я немного увлекся. Философия не моя стихия! Послушай меня, Александр Васильевич, мне звонил Багдасаров и достаточно подробно информировал о том, что на родине готовится переворот. Причем, заговорщики считают его не переворотом, а, как бы это сказать, возвращением к истокам…

Власин раскрыл было рот, но Сергеев властно, словно сенатор в Риме, приподнял руку, потребовав молчания и внимания.

– Ни слова! Это не философствование, полковник. Заговор организован старыми безумцами, которые ничего толком не соображают, но обладают властью и силой. Но и те, которые им противостоят, если уж не безумны, то подлы несомненно. Но… но за ними история! Да-да! История, потому что иного пути нет, как нет иного способа выжить стране. Консерваторы все просрали, теперь очередь за современными политиками. Думаю, Главный долго не удержится, и снесут ему голову не старые дураки из Политбюро, а новые политиканы. Ему так или иначе не удержаться! А мы должны выбирать, потому что мы и есть истинная власть.

– Власть? Какая мы власть? Первая, вторая, третья, четвертая? Или, может быть, есть еще пятая?

– Единственная. Мы – это информация на всех, включая друг друга. А тот, кто обладает информацией, обладает властью. Так что, дорогой мой, завтра садись за свое рабочее место и пиши сразу два плана, но не забывай о третьем. О том, который понадобится, когда не станет Главного и тех, кто собрался снести ему голову. Имей в виду две вещи: первое, что события будут развиваться стремительно, и второе – доносить на меня – дело гиблое во всех отношениях. Мне об этом станет известно сразу, а те, кому ты донесешь, вылетят из своих кресел по первой причине, то есть в связи со стремительно развивающимися событиями. Всё ясно, полковник?

Власин отвернулся: его голова была пуста так, как никогда в жизни. Он вдруг вспомнил о том, как попал в Париж: на хвосте у рыбы из глубоководной сибирской реки. Рыбы давно нет, а теперь, по всей видимости, не будет и страны, на территории которой течет та река, в которой обитала несчастная рыба. А в Москве – два сына, старший и младший, и оба не ведают еще, что им предстоит иной путь, чем путь их постаревшего отца. Власин еще не понимал, как это связано между собой, но что-то подсказывало ему, что связано, и что самое главное теперь – не два или даже три идиотских плана, а какое-то важное решение, касающееся его самого, жены и двух сыновей.

Он поднял глаза на Сергеева и просветлел лицом.

– Что? – удивился генерал. – Есть идея?

– Ага! Есть идея! – засмеялся Власин. – Если бы ты знал, какая идея!

– Ну, так скажи, какая!

– Зачем? Думаю, она же пришла и в твою голову. Но ты ведь ее вслух не произносишь! А?

Оба опустили взгляды в тарелку и задумчиво закивали, словно здоровались с останками кролика.

Глава 7

Оба мальчика Власины – пятнадцатилетний Максим и десятилетний Гаврик (назван в честь деда-чекиста по материнской линии) были ребятками веселыми и беззаботными. В специнтернате, расположенном в одном из тихих центральных райончиков Москвы, они числились сыновьями «видного советского дипломата», внуками «видных советских чекистов», а также правнуками «видного советского военноначальника» (по отцовской линии). Иными словами, мальчики были очень «видными» со всех сторон, поэтому им позволено было немного шалить и много бездельничать. К мысли, что мир создан исключительно для их развлечения, они даже не привыкали, потому что с этим и родились. Своих предков они почти не помнили, разве что чекиста-деда и его взбалмошную жену (их бабку). Но и те быстро ушли в мир иной. По отцовской линии им тоже почти никто не запомнился.

Единственной родственной отрадой по материнской линии был актер дядя Володя Постников. Позже, когда он занемог от старческого маразма и вдруг стал наезжать в интернат, искренне объявляя себя то дедом, то отцом мальчишек, их посчитали еще и выходцами из официальной советской артистической среды. Говорят, именно дядя Володя Постников помогал их дипломату-отцу долгие годы удерживаться во Франции. Все это необыкновенно ценилось руководством интерната, как клановое, вполне здоровое, с точки зрения советской генеалогии, явление.