Дорога домой

– Но Фрэнк не ученик средней школы, – возражаю я.

Весь стол таращится на меня, словно я Иуда.

– В этом есть смысл, Джой, – с угрожающим спокойствием произносит Фрэнк. – Дать подросткам другой взгляд на вещи.

Школьный преподаватель журналистики, разумеется, отвечает отказом, как я и думала, но это не останавливает Фрэнка. В прошлом году он встал через два дня после операции на колене, а когда наша ферма еще была молочной, каждый день доил коров в четыре утра, даже если лил дождь или его трясла сильнейшая лихорадка.

Фрэнк решает издавать еженедельную газету в Уиттенберг-Виллидж. Это длится три недели, пока руководство не закрывает ее из-за анонимной передовой статьи, критикующей лазанью, и скандальной колонки Лины о «Десяти самых раздражающих привычках обитателей» Уиттенберг-Виллидж. Она выходит из кабинета директора в слезах.

– Они назвали меня нехристианкой, – говорит она нам за ужином тем вечером.

Я испытываю облегчение, когда все это предприятие расстраивается, но Фрэнк воспринимает закрытие тяжело. Он начинает без конца смотреть телевизор и плачет по малейшему поводу. Я жалею, что не слишком поддержала его с журналистикой. Фрэнку всегда требовалось что-то делать. Я-то рада была в любую свободную минутку просто посидеть на веранде нашего старого дома, глядя на кукурузу, облака или лаская собаку Дженни, давно уже умершую. В детстве мне всегда доставалось из-за этой моей привычки на что-нибудь уставиться, «пялиться попусту», как говорила мать. Но в выходные Фрэнк чувствовал себя несчастным, если что-то не ремонтировал. Даже наоборот, выйдя на пенсию, он стал еще более занятым. Многие старые фермеры были такими же до последних двух лет: они по-прежнему вместе завтракали в пять утра в «Чибисах» на Миллер-стрит.

Я делюсь частью своих мыслей с Бэт, когда она приходит нас проведать, а Фрэнк играет в карты с кем-то из мужчин в Зале дружбы.

– Мама, успокойся, – говорит она.

– Но я просто волнуюсь…

– Тебе всегда нужно было выставить их в лучшем свете, – замечает Бэт.

– Что? Кого? – недоумеваю я.

– Твоих мужчин, – говорит она. – Криса, папу. Почему ты не оставишь их в покое? Пусть папа сам о себе заботится. И к черту Криса.

– Бэт!

– Прости, – ворчит она и начинает собираться. – Сегодня днем я еду в «Уол-март», вам что-нибудь нужно?

– Сядь, – прошу я. – Что ты имеешь в виду, говоря «выставить их в лучшем свете»?

– Чтобы Крис забрасывал мячи в средней школе и теперь зарабатывал много денег, – говорит она. – Кому какое дело?

– Ты же знаешь, как это важно для твоего отца, – возражаю я.

– Но почему ты так этим озабочена? – спрашивает она. Этого напряженного тона я не слышала у нее с подросткового возраста. – Ты просто это поощряешь.

– Ты из-за газетной статьи? – уточняю я.

– Господи, ты так считаешь? Нет, мам, – говорит она. – Проехали.

– Ты хочешь, чтобы и о тебе написали статью?

Она пристально смотрит на меня.

– Ты действительно считаешь меня настолько жалкой?

Я не знаю, что на это ответить. Я не считаю свою дочь жалкой, но иногда Бэт вынуждает вас сказать то, что вы говорить не собираетесь. Я давно уже научилась молчать в разговорах с ней, когда беседа приобретает щекотливый характер. Бэт со вздохом подходит ко мне и холодно обнимает.

– Статья мне не нужна, – произносит она. – В отличие от папы и Криса и, видимо, от тебя я не одержима годами учебы в средней школе.

После ее ухода я все равно пишу статью.

ВЫПУСКНИЦА ЧАРИТОНСКОЙ ШКОЛЫ

ДОСТИГАЕТ ВЕРШИН

В БИБЛИОТЕЧНОМ ДЕЛЕ

Бэт Кригстейн, получившая в 1965 году на Чаритонской окружной ярмарке похвальный отзыв за оперенье своей индейки и имевшая стопроцентную посещаемость в 11 классе, пошла дальше, став лучшим библиотекарем Чаритонской средней школы.

Что еще можно сказать? Что она едва не надела мое свадебное платье? Что мне известно о ее поездках в мексиканский бар на вечера сальсы из-за того, что сказала мне Елэдис Мейнард? Внезапно я понимаю, в чем состояло затруднение бедного Джима Лоренса. Я хочу приукрасить действительность, дать Бэт мужа, медаль за волейбол и хорошую карьеру. Но это не Бэт, во всяком случае, не тот человек, которым стала Бэт. Я начинаю снова.