Дорога домой

– Ой! Прекрати Софи, я серьезно.

Они изнемогали от смеха, вынуждая сидящую перед ними пару оборачиваться.

Когда они в первый раз ночевали в кемпинге, Софи и Ли каждые пять минут выбегали за его пределы пописать в лесу.

– Как здорово делать это здесь, правда? – спрашивала Софи, присев над кучкой хвои, как показала их мать, Ли присаживалась под кленом рядом.

– Да, здорово, но я больше не могу.

– Просто подумай про водопад, – предложила Софи.

Теплые слезы на щеке, на шее. В иллюминаторе самолета видны проклятые звезды.

– Наверное, в это время я больше всего и плачу о Софи, – говорит отец Ли в середине полета.

Он шепчет, чтобы не разбудить мать Ли, спящую в кресле рядом с ним. В салоне самолета темно, как в лесу, только струится слабый свет от страниц романов бодрствующих пассажиров. Стюардессы передвигаются по проходам бесшумно, словно беспокойные духи.

– Есть что-то особенное, когда сидишь один в самолете и летишь в командировку. Когда темно, и у меня место у окна. – Он вздыхает, уродливо кривя рот, и похлопывает Ли по руке. Ли морщится. – А у тебя? Есть у тебя такие моменты?

Ли поднимает глаза на киноэкран. Идет грубая комедия, действие которой разворачивается в сельской Америке, зимой. Билл Мюррей беззвучно кричит на другого актера и бросается на него с лопатой для уборки снега.

– Ли?

– О. М-м. Ну… нет, не знаю. Да нет, пожалуй. Никаких особенных моментов, во всяком случае, ничего такого в голову сейчас не приходит.

Она чувствует, как отступает, взяв Софи за руку, уходит под воду, где сестры молча сидят вдвоем. Голос отца отскакивает от поверхности воды над ними.

– Я понимаю, – обиженно говорит он.

Ли изображает зевок.

– Попробую уснуть, папа.

– Очень хорошо. Спокойной ночи, Ли.

– Спокойной ночи.

Из-под полуопущенных век Ли наблюдает, как отец опускает спинку своего кресла и берет ее мать за руку. Они лежат вместе, удобно укрытые. Через несколько минут он начинает храпеть.

Ли поворачивается на бок и включает плейер. Натягивает одеяло на голову и закрывает глаза. Час спустя она все еще не спит. Если бы она могла… Ли неловко поворачивается на сиденье, пытаясь найти наилучшее положение для сна. Она почти засыпает, сжимая подушку, уже начинает грезить, когда в ее сон врывается шум. Шум самолета, всего лишь что-то забренчало в чемодане над головой, но Ли кажется, будто внутри сломался какой-то механизм.

Софи? Тень кивка, но голова живого существа не ложится ей на плечо; с соседнего сиденья не доносится даже дыхания. Только шум, от которого Ли замирает, как раненый, полуживой зверь в джунглях, напряженно ожидая возвращения тигра. Что – поступь мягких лап и что – птичья песня? А что – лишь эхо грубых ударов в твоих ушах?

На Рождество я буду дома

Кох Самуи, Таиланд, декабрь 1995 года

Софи никогда туда не поехала бы. В Таиланд? На Рождество? «Там слишком жарко», – возражала бы она и протестовала бы до тех пор, пока не настояла на своем. Она была приверженцем традиций: хотела бургеры четвертого июля и прохладный воздух в Рождественский сочельник. Это одна из причин, по которой мы оказались здесь, на Кох Самуи, 21 декабря: забраться как можно дальше от нее.

Разумеется, едва наш самолет сел, стало очевидно, что, несмотря на звуки бамбуковой флейты в зале прилета аэропорта, на напиток из нефелиума, которым нас встретили в отеле «Четыре сезона», она присутствует столь же явно – я имею в виду мучительное осознание ее отсутствия, – как это было в Сингапуре, если не больше. Я видела это по опущенным плечам Ли, вымученной улыбке Криса, напряжению в собственном голосе.

Вы можете самодовольно кивнуть и сказать: «Конечно… а чего вы ожидали? Что побег в тропический рай все решит?»

И на это я ответила бы: «Попробовать стоило». Совершив восемь переездов за восемнадцать лет совместной жизни, мы с Крисом очень хорошо научились изворачиваться, когда приходилось туго. Но так туго еще никогда не было.

В просторном, пахнущем ротангом вестибюле отеля «Четыре сезона» я выпила приветственный напиток, а потом еще порцию, и ни слова не сказала, когда Ли взяла коктейль, не предназначавшийся для детей. Ваше здоровье. Если в пятнадцать лет ты теряешь сестру, то автоматически становишься старше двадцати одного года, я так считаю. Кроме того, у меня не было сил бороться с ней. Если немного рома поможет ей избавиться от этого полного ужаса взгляда, даже на пять минут, оно того стоит.

Мы втроем проследовали к бассейну, пока портье в мерцающих тайских одеяниях незаметно унесли наш багаж. Я страдальчески улыбнулась им – «Простите, что он такой тяжелый», а Крис дал чаевые.