Дорога домой (сборник)

Сивачёв вошёл в подъезд и, придерживаясь за перила, с трудом преодолел несколько ступенек. Ввалился в квартиру, дверь которой была гостеприимно распахнута. Перешагнув порог, он тут же попал прямо в объятия пьяненького мужичка. Мужик услужливо протягивал Николаю кружку с водой. Сивачёв схватил левой рукой кружку и с жадностью выпил воду всю до капли, правой же протянул мужичку пачку сигарет, из которой тот выхватил сразу три.

– Это я в заначку себе оставлю, можно ведь? – Ах, хорошо, хорошо-то как!.. Думал, помру совсем без курева… А тут вижу ты идёшь, вот, думаю, моё спасение. Ну, точно мне сегодня с утра везёт! Ты, давай-ка, проходи, вот в кухоньку проходи, давай, не стесняйся, не держать же дорогого гостя на пороге.

Сивачёв, придерживаясь за стенку, нетвёрдой походкой проковылял в кухню, плюхнулся на вовремя подставленный табурет и огляделся. В кухне было не убрано. На полу, в углу у окна, стояла батарея пустых разнокалиберных бутылок, в мойке гора немытой посуды, а на кособоком кухонном столе – остатки вчерашнего пиршества. Его затошнило, поплыли разноцветные круги перед глазами и он, стараясь побороть это состояние, достал сигарету и попытался прикурить. Руки дрожали и не слушались. Мужичок, пристально посмотрев на него, на эти его беспомощные движения, на трясущиеся руки, нырнул под стол, выудил оттуда початую бутылку портвейна, разлил в немытые стаканы:

– Ты, я вижу с бодуна, совсем плохо тебе, давай-ка поправим здоровье, а то не ровен час – мотор откажет, вон как тебя колбасит…

Сивачёв покорно ухватил стакан с портвейном и, еле сдерживая дрожь в руках, судорожно выпил. Потом продышался, закурил, и уставился в открытое окно. Солнце уже взошло, щебетали птички, лёгкий, свежий утренний ветерок шевелил кроны деревьев. День обещал быть жарким.

– Ну, давай знакомиться, меня Толиком зовут, – представился мужичок, разливая остатки портвейна.

– Николай, – ответил Сивачёв, – можно просто Коля.

– Тогда давай за знакомство выпьем, – предложил Толик, – выручили мы друг друга сегодня. Ты меня – куревом, а я тебя – портвешком, можно сказать, от смерти спас, – Толик захихикал, – мы ж теперь кореша с тобой! Хорошо как день начался!

Они чокнулись и выпили, не закусывая. Портвейн сделал своё дело – Сивачёву полегчало, дышал он теперь ровно, тошнота отступила, а лёгкое головокружение только улучшило его настроение. Жизнь налаживалась, июньское утро было прекрасным, новый его кореш Толик казался просто чудесным человеком, а пение птиц за окном настраивало на лирический лад. То, что произошло вчера, ему вспоминать не хотелось, возвращаться домой и оправдываться перед женой тоже, хотелось просто жить, ни о чем не думая, и наслаждаться именно такой жизнью.

– В отпуске я, Толик, с сегодняшнего дня в отпуске, с довольной улыбкой пробормотал он, – вчера вот с бригадой отметил, а сегодня с тобой гулять будем, если ты не против. А, Толик?

Тот выпучил глаза, потом нахмурился, потом довольно, словно кот, заурчал и пулей выскочил из кухни:

– Я сейчас.

Вернулся он буквально через пару минут с картонной коробкой в руках. – Во, блин, Люська – зараза спрятала, еле нашёл, – прошептал он, заговорщически, вынимая из коробки какие то аптечные пузырьки. – Не-е, от меня не спрячешь, я – что тот пёс, всё равно найду! Это же просто бальзам, амброзия, живая вода, вернее огненная, – причитал Толик, откупоривая кухонным ножом пузырёк за пузырьком и переливая их содержимое в стаканы из-под портвейна. – Настойка боярышника, – мурлыкал Толик, – лучше всякого коньяка, деликатес, а главное – организму большая польза от него! Только крепкая зараза, закусывать надо, яйца сырые будешь? Всё равно больше нет ни хрена, а это утром лучше всего силы восстанавливает, да и вообще… – Он достал из старенького холодильника четыре яйца и аккуратно положил на стол. – Ну, совсем, как дворяне, понимаешь, утром, в своём имении наливочкой балуются, и яйцами из-под курочки запивают. Давай, Колян, за твой отпуск теперь выпьем, отпуск – это святое, это надо долго отмечать, с умом, тут я тебе первый помощник буду, корешок ты мой любезный.

Они снова чокнулись и выпили. Сивачёва передёрнуло, когда крепкий спиртовой настой прокатился по горлу и упал в желудок. Внутри всё обожгло, но сырые яйца сделали своё дело и желудок успокоился. Сивачёва разморило, навалилась сонливость, глаза закрылись сами собой и он задремал, привалившись к стене. Так и проспал какое-то время, а когда проснулся, то увидел, что в кухне прибрано, пустые бутылки уложены в две громадные сумки, а Толик, уже умытый и чисто выбритый, стоит у открытого окна и курит. Он посмотрел на часы – половина одиннадцатого.

– Давай, Колян, умывайся и приводи себя в порядок, я тебе в ванной уже всё приготовил. Да и пора нам, труба, как говорится, зовёт! Вот сейчас тару сдадим, глядишь и на завтрак, да и на опохмел будет.