Дорога Гермионы

Да и неважно это уже было, какая разница, все равно если не ударить сейчас -- то не ударить никогда. Предательство Итачи вынуждало действовать, и Пэйн вздохнул. Конечно, план предусматривал удар по шиноби, но позже, когда битва дойдет до резиденции Хокаге. Участие верхушки Акацуки позволило прорвать оборону, и шиноби четырех деревень отлично подрались бы внутри Листа, пока Акацуки неспешно готовили бы удар в спину. Да и легче было бы, будь все внутри Конохи.

Сейчас же, войска разбросаны, удар не готов, и учителя Джирайи с джинчурики Кьюби нигде не видно, быстро думал Пэйн. Это настораживало, заставляло видеть подвох, но. Но. Некуда отступать. Как говори учитель Джирайя: "не бывает идеальных условий, нужно бить, когда нужно, и превращать любые условия в условия, работающие на тебя". Шиноби разбросаны? Значит, не смогут быстро собраться для отпора.

Пэйн послал команду, оттягивая тело Гакидо назад, от стены, с которой и из которой все равно уже ушли практически все барьерные команды Листа. Удар по Облаку потребует полной сосредоточенности и участия всех Шести Путей, ибо Райкаге и двое Биджу в Истинной Форме -- это достойная цель даже для обладателя риннегана.

-- Сегодня Великие деревни познают боль, - прошептал Пэйн-Яхико, начиная складывать печати.

13:54. Третья линия обороны Конохи.

Шикамару стоял на крыше жилого здания, рассматривая картину битвы. Пускай лежащий слева квартал клана Нара пока не коснулась битва, но то пока. Не прошло и двадцати минут с начала битвы, а враги уже почти прорвали вторую линию обороны, превосходство в воздухе так и не получено, и непонятно, почему штаб медлит с контрударами. Стена Конохи, проломленная в трех местах и превращенные в пыль несколько сотен метров вместе с воротами не оставляли никаких шансов на оборону за стеной. Здания в Конохе не были укреплены печатями, в отличие от стены, и Шикамару мысленно отвел пять минут на вторую линию, и десять на третью, и затем бой будет идти уже у стен резиденции Хокаге и на горе.

Стоявшая рядом Темари, с поджатыми губами, серьезным лицом, вытянутыми руками, опирающимися на веер, являла собой монумент мнимого спокойствия. Тревога за брата, непрерывно бьющегося в небесах, и страх перед сражением со своими, вкупе с яростью и готовностью биться за Коноху, Шикамару читал это все, как в раскрытой книге, машинально, краем сознания.