Дорога гнева

– Знаешь, Майка, чем меньше мы будем с тобой спорить, тем больше у нас с вами останется времени. Я никогда не рассказывал тебе о себе. Дома я жил с двумя девчонками. Долго их выбирал, знакомил, и несколько месяцев мы жили втроём дружной весёлой семьёй. Так получилось. Врать девочке, с которой я тогда жил, я не хотел, а вторая очень понравилась, там красивых девчонок очень мало. Может, мне так не везло. Кто знает? Я их не любил, не знал тогда этого слова, нам просто было здорово вместе.

Попав сюда, я долго держался, права не имел ни на чувства, ни на человеческие отношения. Иначе я просто не смог бы удержать отряд. Вы с Таей меня изменили, я стал другим. Понимаешь, Майка, я сам не заметил, как изменился. Тогда, в июле сорок первого, я был совсем другим человеком. Меня изменили эта война и общение со всеми вами. Но в основном ты и Тая.

Вы мне нужны больше, чем я был нужен вам в самые тяжёлые для вас минуты. Я вас люблю, и всё будет хорошо, но чуть позже. Я вернусь. Побегаю и вернусь. От двух жён, да ещё таких красавиц, долго не бегают. Должен же я своих детей на руках потаскать, и потом, это моя прямая обязанность. У тебя задержка четвёртый месяц, у Тайки второй. Вы что думали, ваш «Командир» этого не знает? Это я придумал список «Дочки».

Ты забыла, Маечка, я не только «Командир», а ещё и ваш муж, и у меня много обязанностей. Там, куда мы идём, я буду вас беречь, и мы все погибнем. Один выживу. Слово даю. Ты же знаешь, я всегда выполняю свои обещания. У вас обоих есть очень важное задание, и вы обязаны его выполнить. Важнее заданий в жизни просто не бывает. Сохраните моих детей, я на вас очень надеюсь. Сейчас у меня предложение только одно: надо сделать то, что мы никогда не делали втроём. – Возмущение у обеих девчонок было такое, что слёзы, которые бежали по щекам моих красоток, моментально улетучились, а я, сделав театральную паузу, продолжил: – Предлагаю вон там, в сторонке, в тени расстелить парашют и вместе пообедать на природе, а то когда ещё мне придётся поесть с любимыми женщинами, но мне нравится ход ваших мыслей. Это мы обязательно сделаем, но не здесь. Это когда я вернусь в наш дом, который вы построите для нас.

Здесь наши любознательные друзья замучают вас советами, а меня вопросами. По нашей устоявшейся традиции я просто обязан буду ответить на все вопросы, а это будет очень утомительно для всех нас. Накрывайте на стол, пойду с ребятами поговорю, и через полчаса я ваш.

Знаете, чем я отличаюсь от всех моих бойцов и лучших друзей? Вы будете меня ждать и дождётесь, и скучно вам не будет. Я хочу маленького «командира» и маленькую «командиршу», а маленький «погранец» уже на подходе. Так что наша семья растёт и будет счастливо жить на прекрасном тропическом острове, как я обещал зимой сорок второго. – С Таей я был только два раза, выводил её из депресняка. Я не психолог. Видя, что девочка, глядя на наши отношения с Майкой, всё больше уходит в себя и замыкается, я затащил её в постель, а потом объявил, что у меня две жены.

Странно, но это прокатило. Окружающие восприняли это как должное, «Фея» всё понимала без слов, а Тая превратилась в нормальную девушку уже через пару дней. Ей крайне необходима была моя поддержка. Как в своё время с «Феей», окружающие Таю люди просто боялись общаться с ней.

* * *

В три часа ночи двадцать девятого августа Лёха посадил тяжёлый немецкий транспортный самолёт на подсвеченную полосу своего аэродрома так, как будто делал это каждую ночь. «Командир», как всегда, оказался прав, и Лёха понимал это лучше всех, кто находился в самолёте. Хотя все они, выходя из душного, пропахшего маслом, сгоревшим порохом и потом чрева этого летающего гроба, смотрели на экипаж Тарошина как на посланцев бога. Те, кто утром видел самолёт, насчитали в нём более девяноста пробоин.

Лёха, Женька и «Стрелок», выйдя из самолёта последними, подошли к обессиленно лежащим на траве самолётной стоянки мастерам и, вытянувшись, молча отдали седовласым умельцам честь. У них не было иных слов благодарности. Именно эти хитромудрые труженики спасли их всех.

Пока Лёха и Женька изучали самолёт, а «Стрелок» распределял груз и крепил его, мастера, пошептавшись о чём-то с «Командиром», сняли с обоих «пятьдесят вторых» «Юнкерсов» все крупнокалиберные пулемёты, спарили их и дополнительно установили в Лёхином самолёте. «Стрелок», увидевший только вечером своё новое оружие, потерял дар речи. На таких оружейников молились бы в любом авиационном полку.

Весь полёт иначе как везением объяснить было просто невозможно. Прямо над линией фронта они нарвались на ночные перехватчики немцев. В кромешной темноте, ориентируясь только по трассам открывшего огонь немецкого лётчика, «Стрелок» наобум влупил длинную очередь из строенных, кустарно установленных в самолёте крупнокалиберных пулемётов, случайно подбил истребитель противника, атаковавший их, и «Лёха», привычно бросив тяжёлый самолёт в пологое пикирование, ушёл только чудом.